— Ваше Высочество, — окликнул Рустик уходящую Урсулу. — Ужин с командирами Первого Легиона Афины — это не просто проявление гостеприимства. Вы позволите мне поужинать в раю!
XV
На кухне целый день занимались приготовлениями к пиру. Угощения были поистине великолепными. Столы ломились от самых разнообразных холодных и горячих блюд: источающие благоухание тушеные овощи, фрукты, рыба — все это лежало на роскошной серебряной и бронзовой посуде. Рядом стояли большие тарелки свежих раков и дюжины маленьких соусниц с приправами.
Накануне Баэтика разыскала команду последней из пропавших галер флотилии Лондиния. Теперь Первый Легион Афины был в полном сборе, и появился повод для празднования. Как только женщины и Рустик заняли свои места, хлынул бесконечный поток слуг с мясными блюдами в руках. Баранина, свинина, оленина, телятина, медвежатина и индюшатина, которую весь день медленно готовили на шампурах. Слуги выносили к столу целые туши, чтобы гости могли сами отрезать себе понравившиеся им кусочки. На столе было обилие фаршированной водоплавающей птицы, приготовленной под сладкими соусами.
Пинноса откусила кусочек и провозгласила:
— Как вкусно! Я уже и забыла, что птицу можно готовить не только над походным костром!
Обеденную залу наполняли удивительные ароматы, которых и без того было достаточно, чтобы разбудить у гостей волчий аппетит, но когда подали хорошо выдержанное красное вино из Кельна, гости ощутили настоящий зверский голод.
Урсула вместе с другими командирами Первого Легиона внимательно наблюдала за Рустиком со смешанным чувством отвращения и изумления. Он не столько ел, сколько походя угощался от каждого блюда. Епископ Патрокл, единственный настоящий обжора, с которым Урсуле приходилось обедать за одним столом, мог, как и большинство британских мужчин, либо есть, либо говорить, либо петь — поочередно. Рустик же демонстрировал талант с отстраненным видом обгладывать кость, не прекращая разговора и не прерывая песни. Иногда он останавливался на середине фразы, но лишь для того, чтобы быстро вложить в рот какое-нибудь угощение — например, откусить кусочек от крылышка. Далее он мог спокойно жевать во время беседы, к тому же жестикулируя рукой с зажатым в ней куском мяса. Однажды он даже поднял со стола наполовину объеденный олений бок и держал его в руке приподнятым на протяжении трех бесед и одной песни. Причем он то прикладывался к этой оленине, то на время оставлял ее без внимания, не выпуская из рук, и, в конце концов, все-таки доел! И все это сопровождалось таким количеством выпитого вина, что Урсуле показалось, будто перед ней ожившее воплощение Бахуса.
На пиру Рустик чувствовал себя явно в своей стихии. Его остроумие и находчивость вызывали оглушительный смех у всех собравшихся, особенно когда он выяснил, что все девушки непорочны. Рустик тут же перешел на шутки о женщинах и браке. В какой-то момент он потянулся к софе, на которой возлежала Урсула, и ущипнул ее за руку.
— Ой! — вскрикнула она, скорее от удивления, чем от боли. — Вы что?
— Это для того, чтобы вы поняли, что такое брак. Просто, не правда ли? Всего лишь легкий щипок. Но вдруг вы перестаете быть девственницей и превращаетесь в женщину. — Он нахально посмотрел ей прямо в глаза. — Главное, чтобы к этому времени вы уже были замужем! Ха!
Девушки уже давно закончили трапезу, а аппетит Рустика только начал ослабевать. Когда он устроился поудобнее на кушетке, чтобы продолжать поглощать свое любимое кельнское вино, Урсула почувствовала, что пришло время задавать вопросы.
— Рустик, — сказала она, пересев поближе. — По-моему, вам пора бы уже рассказать нам, зачем вы сюда пожаловали.
— Ну, что ж, Ваше Высочество, — он нахмурился. — К сожалению, жизнь уготовала для нас не только удовольствия, подобное этому. — Он заговорил громче, обращаясь ко всем собравшимся. — Дамы! Боюсь, мне придется исполнить неприятную роль дурного вестника. — Он замолчал, чтобы сделать очередной большой глоток вина. Затем, ощущая на себя заинтересованные взгляды девушек, вытянул бокал и подождал, пока его наполнят снова. — Три недели назад огромное племя бургундов спустилось по течению Майна и прорвало оборону Могонциака с намерением пройти на юг и присоединиться к своим собратьям, которые доставляют Константину столько неприятностей. Кельн направил восемь тысяч человек из своего гарнизона, включая три тысячи кавалеристов, для присоединения к оставшимся в Могонциаке легионерам и успешного разрешения сложившейся ситуации. К сожалению, с самого дня их ухода мы стали получать известия касаемо еще одного племени — на этот раз, кажется, о франках, которые собирают силы вдоль наших приграничных укреплений сразу же за холмами Таунус.
[33]Они, похоже, направляются в сам Кельн. И могут оказаться возле города или окружающих его земель уже в любую минуту. Однако защищаться мы можем только тем, что у нас осталось от гарнизона, а это меньше тысячи человек и несколько сот кавалеристов.Рустик замолчал, чтобы выпить еще вина и снова внимательно осмотреть девушек.