Королева Марго

– Я не отказываюсь ни от какого престола, де Муи, но оставляю за собой право выбрать лучший, то есть такой, который больше всякого другого подойдет и мне и вам.

– А если ваше величество арестуют, вы обещаете ничего не выдавать, даже в том случае, если не посчитаются с вашим королевским титулом и подвергнут вас пытке?

– Клянусь Богом, не выдам, де Муи!

– Еще одно слово, государь: как я буду встречаться с вами?

– С завтрашнего дня у вас будет ключ от моей комнаты: вы будете приходить туда всякий раз, когда найдете нужным, и в любое время, а отвечать за ваши появления в Лувре – это уж дело герцога Алансонского. Теперь поднимитесь по лесенке, я вас провожу, а королева тем временем приведет сюда другой вишневый плащ, недавно заходивший в переднюю. Не надо, чтобы вас стали различать и узнали, что вас двое, – верно, де Муи? Верно, государыня?

Генрих произнес последние слова, смеясь и поглядывая на Маргариту.

– Да, – спокойно ответила она,:

– тем более, что господин де Ла Моль состоит при моем брате, герцоге.

– Так постарайтесь перетянуть его на нашу сторону, государыня, – самым серьезным тоном сказал Генрих. – Не жалейте ни золота, ни обещаний. Все мои сокровища в его распоряжении.

– Раз это ваше желание, – ответила Маргарита с улыбкой, какой улыбались только героини Боккаччо, – я приложу все свои силы, чтобы исполнить его как можно лучше.

– Отлично, государыня, отлично! А вы, де Муи, идите к герцогу и расставьте сети.

Глава 8 ЖЕМЧУЖИНА

Пока шел вышеприведенный разговор, Ла Моль и Коконнас стояли у дверей на часах, Ла Моль – немного грустный, Коконнас – немного встревоженный.

У Ла Моля было время поразмыслить, а у Коконнаса – как нельзя лучше помочь ему.

– Что ты думаешь обо всем этом, друг мой? – спросил Ла Моль.

– Я думаю, – отвечал пьемонтец, – что это какая-то дворцовая интрига.

– А если придется, ты примешь в ней участие?

– Дорогой мой, – отвечал Коконнас, – выслушай меня внимательно и постарайся извлечь пользу из того, что я тебе скажу. Во всех интригах разных принцев, во всех королевских кознях мы можем, особенно мы с тобой, только промелькнуть, как тени; там, где король Наваррский потеряет кусок пера от шляпы, а герцог Алансонский – лоскут плаща, мы с тобой потеряем жизнь. Для королевы ты лишь прихоть, а королева для тебя – мечта, не больше. Сложи голову за любовь, мой дорогой, но не за политику.

Совет был мудрый. Ла Моль выслушал его печально, как человек, который чувствует, что, стоя на распутье между рассудком и безрассудством, он изберет путь безрассудства.

– Для меня королева – не мечта, Аннибал, я люблю ее, и – к счастью или к несчастью – люблю всей душой. Ты скажешь, что это безрассудство! Да, я безумец, согласен! Но ты, Коконнас, человек благоразумный, и ты не должен страдать из-за моих глупостей и моей злой судьбы. Ступай к нашему герцогу и не бросай на себя тень.

Коконнас, поразмыслив с минуту, поднял голову.

– Дорогой мой, – заговорил он, – все, что ты говоришь, совершенно справедливо; ты влюблен, ну и веди себя как влюбленный. Я же честолюбив и, как честолюбец, считаю, что жизнь дороже поцелуя женщины. Когда мне придется рисковать жизнью, я поставлю свои условия. И ты, бедный мой Медор[39], постарайся поставить свои.

С этими словами Коконнас протянул Ла Молю руку и ушел, обменявшись с товарищем улыбкой и взглядом.

Минут через десять после того, как он покинул свой пост, дверь отворилась, из двери осторожно выглянула Маргарита, взяла Ла Моля за руку и, не говоря ни слова, отвела его в самую дальнюю комнату, собственноручно и весьма тщательно затворяя двери, что свидетельствовало о серьезности предстоящего разговора.

Войдя в комнату, она остановилась, потом села на стул черного дерева и, взяв за руки Ла Моля, привлекла его к себе.

– Теперь, мой милый друг, когда мы одни, поговорим серьезно, – сказала она.

– Серьезно, государыня? – переспросил Ла Моль.

– Или любовно! Да, да, так вам больше нравится? Серьезные вопросы могут быть и в любви, особенно если это любовь королевы.

– В таком случае поговорим о предметах серьезных, но с условием, что вы, ваше величество, не будете сердиться на меня, если я заговорю с вами безрассудно.

– Я буду сердиться только в том случае, Ла Моль, если вы будете говорить мне «государыня» или «ваше величество». Для вас, дорогой, я просто Маргарита.

– Да, Маргарита! Да, жемчужина моя![40]– страстно глядя на королеву, воскликнул молодой человек.

– Так-то лучше! – сказала Маргарита. – Итак, вы ревнуете, мой красавец?

– О, до потери рассудка!

– А еще как?..

– До безумия, Маргарита!

– К кому же вы ревнуете?

– Ко всем.

– А все-таки?

– Прежде всего к королю.

– По-моему, после того, что вы видели и слышали, на этот счет вы можете быть спокойны.

– Затем к этому де Муи, которого я впервые видел сегодня утром и который уже сегодня вечером стал довольно близким вам человеком.

– К де Муи?

– Да.

– Откуда у вас такие подозрения?

– Выслушайте меня... Я узнал его по росту, по цвету волос, по бессознательному чувству ненависти! Ведь это он сегодня утром был у герцога Алансонского?