– Да, гугенот де Муи де Сен-Фаль – тот самый, который чуть не убил Морвеля и который, тайно разъезжая по Франции и по столице и меняя одежду, плетет сеть интриг и собирает войско, чтобы поддержать вашего брата Генриха против вашей семьи.
С этими словами Екатерина, понятия не имевшая, что ее сын Франсуа осведомлен обо всем так же хорошо и даже лучше, чем она, встала, намереваясь величественно выйти.
Франсуа удержал ее.
– Матушка! – сказал он. – Прошу вас: одно слово! Раз уж вы соблаговолили посвятить меня в вашу политику, объясните, как же Генрих, столь малоизвестный, с такими малыми силами, сможет вести войну настолько серьезную, чтобы обеспокоить мою семью?
– Ребенок! – с улыбкой произнесла королева. – Поймите, что его поддерживают тридцать тысяч человек, а быть может, и больше; что в тот день, когда он скажет одно слово, эти тридцать тысяч человек появятся внезапно, как из-под земли, да не забудьте, что эти тридцать тысяч – гугеноты, иными словами – самые храбрые солдаты в мире. И к тому же... к тому же у него есть покровитель, с которым вы не сумели или не захотели помириться.
– Кто же это?
– Король! Король, который его любит, который его выдвигает; король, который из зависти к вашему брату, королю Польскому, и из пренебрежения к вам ищет себе преемника. И только вы, слепец вы этакий, не видите, что ищет он его не в своей семье.
– Король?.. Вы так думаете, матушка?
– Неужели вы не заметили, как нежно он любит Анрио, своего Анрио?
– Верно, матушка, верно!
– И как этот самый Анрио ему платит? Ведь он, забыв, что его шурин хотел в Варфоломеевскую ночь пристрелить его из аркебузы, теперь ползает перед ним на брюхе, как собака, которая лижет побившую ее руку.
– Да, да, – пробормотал Франсуа, – я и сам заметил, как Генрих покорен моему брату Карлу.
– Генрих умеет угодить ему во всем!
– Да еще как! Раздосадованный тем, что король вечно смеется над его невежеством по части соколиной охоты, Анрио решил заняться... Ба! Еще вчера, да, не раньше, чем вчера, – он спрашивал, нет ли у меня каких-нибудь хороших трактатов об искусстве соколиной охоты.
– Постойте, постойте, – сверкнув глазами, сказала Екатерина, словно ее внезапно осенила некая мысль, – а что вы ему ответили?
– Что поищу у себя в библиотеке.
– Отлично, – сказала Екатерина, – отлично! Нужно дать ему эту книгу.
– Да я искал, но не нашел.
– Я найду!.. Найду я, а вы дадите ее как будто от себя.
– И что же из этого выйдет?
– Алансон! Вы мне верите?
– Да, матушка.
– Вы согласны беспрекословно слушаться меня во всем, что касается Генриха, которого вы не любите, что бы вы там ни говорили?
Герцог Алансонский усмехнулся.
– А я ненавижу, – продолжала Екатерина.
– Да, я буду слушаться.
– Послезавтра приходите за книгой ко мне, я вам дам ее, а вы отнесете Генриху... ну и...
– ..и?
– ..И предоставьте Богу, Провидению или случаю довершить все остальное.
Франсуа достаточно хорошо знал свою мать, чтобы знать также и то, что не в ее обычае было возлагать на Бога, Провидение или случай заботы как о своих друзьях, так и о врагах, но он сдержался и, не прибавив ни слова, поклонился, как человек, который принимает возложенное на него поручение, и вышел.
«Что она хотела сказать? – думал молодой человек, поднимаясь по лестнице. – Ничего не понимаю! Но во всем этом мне ясно одно: она действует против нашего общего врага. Предоставим же ей свободу действий!».
А в это время Маргарита получила через Ла Моля письмо от де Муи. Так как в политике между двумя просвещенными супругами не существовало тайн, она распечатала и прочла письмо.
Письмо несомненно оказалось для нее интересным, ибо в ту же минуту, пользуясь тем, что темнота уже спускалась на луврские стены, Маргарита быстро проскользнула потайным ходом, поднялась по винтовой лестнице и, внимательно оглядевшись вокруг, быстрая, как тень, исчезла в передней короля Наваррского.
Со времени исчезновения Ортона переднюю никто не охранял.
Это исчезновение, о котором мы ничего не говорили с того момента, когда читатель увидел трагический конец несчастного Ортона, очень встревожило Генриха. Он откровенно рассказал о своей тревоге г-же де Сов и Маргарите, но и та и другая знали не больше него; только г-жа де Сов дала ему кое-какие сведения, на основании которых в уме Генриха сложилось совершенно ясное представление о том, что бедный мальчик стал жертвой каких-то козней королевы-матери и что вследствие тех же козней он сам едва не был схвачен вместе с де Муи в трактире «Путеводная звезда».