Королева Марго

– Самая прекрасная, самая обаятельная из женщин! – заговорил он. – Я имею в виду живых женщин, а не тени, – с улыбкой взглянул он на Маргариту, – разрешите душе, освобожденной от ее грубой телесной оболочки, загладить рассеянность некоего тела, всецело проникнутого земной Дружбой. Перед вами господин де Коконнас – это всего-навсего человек: крепкий, смелый, это тело, может быть, и красивое, однако бренное, как и всякое живое тело – omnis саго fenum. Хотя этот дворянин с утра до вечера говорит мне о вас, сопровождая свои речи самыми горячими мольбами, хотя вы сами видели, как он наносит невиданные во Франции удары, этот силач, столь красноречивый в присутствии тени, не обладает достаточной смелостью, чтобы заговорить с живой женщиной. Вот почему, сам обратившись к тени королевы, он поручил мне говорить с вашей прекрасной телесной оболочкой и сообщить вам, что свое сердце и свою душу он кладет к вашим ногам; что он просит ваши божественные глаза взглянуть на него с чувством сострадания, ваши горячие розовые пальчики – поманить его к себе, ваш звонкий музыкальный голос – сказать ему слова, которые забыть невозможно: если же сердце ваше не смягчится, он умоляет меня пустить в ход мою шпагу – не тень ее, тень у шпаги бывает лишь при солнце, а настоящий клинок, – и еще раз пронзить его тело, ибо он не сможет жить, если вы не позволите ему жить только ради вас.

Насколько речь Коконнаса была полна воодушевления и шутливости, настолько мольба Ла Моля была проникнута чувствительностью, пленительной силой и нежною покорностью.

Анриетта, внимательно слушавшая Ла Моля, оторвала глаза от него и устремила взгляд на Коконнаса, желая убедиться, соответствует ли выражение его лица любовным речам его друга. По-видимому, она была вполне удовлетворена; раскрасневшаяся, еле переводя дыхание, с улыбкой открывая два ряда жемчугов, оправленных в кораллы, она спросила:

– Это правда?

– Черт побери! – воскликнул Коконнас, завороженный ее взглядом и сгорая в том же огне, что и она. – Правда! О да, да, сударыня, истинная правда! Клянусь вашей жизнью! Клянусь моей смертью!

– Тогда подойдите! – сказала Анриетта и протянула ему руку, отдаваясь чувству, которое сквозило в томном выражении ее глаз.

Коконнас подкинул вверх свой бархатный берет и одним прыжком очутился рядом с герцогиней, а Ла Моль, повинуясь жесту Маргариты, призывавшей его к себе, обменялся дамой со своим другом, как в кадрили любви.

В эту минуту у двери в глубине комнаты появился Рене.

– Тише!.. – произнес он таким тоном, что сразу потушил все пламенные чувства. – Тише!

В толще стены послышался лязг ключа в замочной скважине и скрип двери, повернувшейся на петлях.

– Мне кажется, однако, – гордо заявила Маргарита, – что, когда здесь мы, никто не имеет права сюда войти.

– Даже королева-мать? – спросил ее на ухо Рене. Маргарита мгновенно устремилась к выходу, увлекая за собой Ла Моля; Анриетта и Коконнас, обняв друг друга за талию, бросились за ними, и четверо влюбленных улетели, как улетают от подозрительного шума прелестные птички, только что щебетавшие на цветущей ветке.

Глава 2 ЧЕРНЫЕ КУРЫ

Обе пары исчезли как раз вовремя. Екатерина вставила ключ в замочную скважину второй двери, когда герцогиня Неверская и Коконнас сбегали по наружной лестнице, так что, войдя в комнату, она услышала, как заскрипели ступеньки под ногами беглецов.

Она пытливо осмотрела комнату и подозрительно взглянула на склонившегося перед ней Рене.

– Кто здесь был? – спросила она.

– Влюбленные, вполне довольные моим уверением, что они любят друг друга.

– Бог с ними, – пожав плечами, сказала Екатерина – Здесь больше никого нет?

– Никого, кроме вашего величества и меня.

– Вы сделали то, что я вам сказала?

– Это насчет черных кур?

– Да.

– Они здесь, ваше величество.

– Ах, если б вы были еврей! – пробормотала Екатерина.

– Я – еврей? Почему?

– Тогда вы могли бы прочесть мудрые книги, написанные евреями о жертвоприношениях Я велела перевести для себя одну из них и узнала, что евреи искали предсказаний не в сердце и не в печени, как римляне, а в строении мозга и в форме букв, начертанных на нем всемогущей рукой судьбы.

– Верно, ваше величество! Я слышал об этом от одного моего друга, старого раввина.

– Бывают буквы, – продолжала Екатерина, – начертанные так, что открывают весь пророческий путь, но халдейские мудрецы советуют...

– Советуют... что? – спросил Рене, понимая, что Екатерина не решается продолжать.

– Советуют делать опыты на человеческом мозге, как более развитом и более чувствительном к воле вопрошающего.

– Увы, ваше величество, вы хорошо знаете, что это невозможно, – сказал Рене.

– Во всяком случае, трудно, – заметила Екатерина. – Ах, Рене, если б мы об этом знали в день святого Варфоломея!.. Как это было просто!. При первой казни... Я подумаю об этом. Ну, а пока будем действовать в пределах возможного. Комната для жертвоприношений готова?

– Да, ваше величество.

– Пойдем туда.