— Послушай, Маргарита, это замечательное приключение, не менее прекрасное, не менее поэтичное, чем твое. Когда я оставила тебе шестерых телохранителей, а с шестью остальными отправилась в дом Гизов, я видела, как поджигали и грабили один дом, отделенный от дома моего брата только улицей Катр-Фис. Вхожу к себе в дом, вдруг слышу женские крики и мужскую ругань. Выбегаю на балкон, и прежде всего мне бросается в глаза шпага, своим сверканием словно озарявшая всю сцену. Я залюбовалась этим неистовым клинком: люблю красивое!.. Затем, естественно, стараюсь разглядеть и руку, приводящую в движение клинок, и того, кому принадлежит сама рука. Гляжу туда, откуда доносятся крики и звон шпаг и вижу наконец мужчину… героя, своего рода Аякса, сына Теламона, слышу его голос — голос Стентора, прихожу в восхищение, вся трепещу, вздрагиваю при каждом угрожающем ему ударе, при каждом его выпаде; четверть часа я испытывала такое волнение, какого, поверишь ли, я не чувствовала никогда, — я даже не думала, что оно вообще возможно. Я стояла молча, затаив дыхание, забыв себя, как вдруг герой мой скрылся.
— Как это случилось?
— На него свалился камень, брошенный в него какой-то старухой. Тогда, подобно Киру, я обрела голос и закричала: «Ко мне! На помощь!» Прибежали мои телохранители, подхватили его, подняли и перенесли в ту комнату, которую ты просишь для твоего питомца.
— Увы! Я понимаю тебя, Анриетта, и тем больше, что твое приключение почти такое же, как мое.
— С той только разницей, моя королева, что я подданная моего короля и верная католичка и мне не нужно куда-то прятать моего Аннибала де Коконнаса.
— Его зовут Аннибал де Коконнас? — повторила Маргарита и расхохоталась.
— Грозное имя, не правда ли? — сказала Анриетта. — И тот, кто носит это имя, его достоин. Какой боец, дьявольщина! И сколько крови пролил! Надень свою маску, милая королева, вот и наш дом.
— Зачем же маска?
— Затем, что я хочу показать тебе моего героя.
— Он красив?
— Во время битвы он мне казался бесподобным. Правда, то было ночью, в зареве пожарищ. Сегодня утром, при дневном свете, должна признаться, он показался мне похуже. Тем не менее думаю, что он тебе понравится.
— Итак, моему подопечному отказывают в доме Гизов; очень жаль, потому что дом Гизов — самое последнее место, где вздумают разыскивать гугенотов.
— Нисколько не отказывают: сегодня же вечером я велю перенести его сюда; один будет лежать в правой части комнаты, а другой — в левой.
— Но если они узнают, что один из них протестант, а другой — католик, они съедят друг друга.
— О, этого можно не опасаться. Коконнас получил такой удар в лицо, что почти ничего не видит; а у твоего гугенота такая рана в грудь, что он почти не может двигаться… а кроме того, внуши ему не говорить на темы религии, и все пойдет как нельзя лучше!
— Да будет так!
— Решено! Теперь войдем в дом.
— Благодарю, — сказала Маргарита, пожимая руку своей приятельнице.
— Здесь, мадам, вы опять будете вашим величеством, — предупредила герцогиня Неверская, — и разрешите мне принять вас в доме Гизов, как это подобает по отношению к королеве Наваррской.
И герцогиня, сойдя с носилок, почти стала на одно колено, чтобы помочь выйти Маргарите, потом, указав рукой на двери в дом, охраняемые двумя часовыми с аркебузами, последовала за королевой, которая величественно шествовала впереди герцогини, сохранявшей смиренный вид все время, пока они были у всех на виду. Придя к себе в комнату, она затворила дверь и позвала свою камеристку, очень подвижную сицилианку.
— Мика, — обратилась она к ней по-итальянски, — как здоровье графа?
— Все лучше и лучше, — ответила камеристка.
— А что он делает?
— Думаю, что сейчас он закусывает.
— Это хорошо, — сказала Маргарита, — раз вернулся аппетит, это добрый признак.
— Ах, правда, я ведь и забыла, что ты ученица Амбруаза Парэ. Ступай, Мика.
— Ты отсылаешь ее? — спросила Маргарита.
— Да, пусть сторожит нас.
Мика вышла.
— Теперь, — обратилась герцогиня к Маргарите, — ты сама войдешь к нему или пригласить его сюда?
— Ни то, ни другое; я хочу посмотреть на него, но невидимкой.
— Так на тебе же будет маска!
— Он может потом узнать меня по волосам, по рукам, по украшениям…
— О, до чего стала осторожна милая королева, с тех пор как вышла замуж!
Маргарита улыбнулась.
— Тогда… есть только один способ, — продолжала герцогиня.
— Какой?
— Посмотреть на него в замочную скважину.
— Хорошо, веди меня.
Герцогиня взяла Маргариту за руку и подвела ее к двери, завешенной ковром, затем стала на одно колено и приникла к замочной скважине.
— Отлично, — сказала герцогиня, — он сидит за столом лицом к нам. Иди посмотри.
Королева Маргарита заняла место своей приятельницы и тоже приникла к замочной скважине. Коконнас, как и говорила герцогиня, сидел за столом, уставленным всякими яствами, и, несмотря на свои раны, отдавал им должное.
— Ах, Боже мой! — воскликнула Маргарита, отстраняясь.
— Что такое? — спросила герцогиня удивленно.
— Невероятно! Нет!.. Да! Клянусь душой, это тот самый!
— Какой «тот самый»?