Королева ничего

– Смертная, – говорит она с хорошо знакомым мне презрением. – А она что здесь делает?

– Позвольте представить вам одну из моих приемных дочерей, Тарин, – объясняет Мадок, бросая извиняющийся взгляд в мою сторону. – Я уверен, что упоминал о ней.

– Может быть, может быть, – говорит лорд Джарел, присоединяясь к нам. Взгляд у него пристальный, немигающий. Так может смотреть сова на мышь, которая сама лезет в ее гнездо.

Делаю самый изысканный – в моем представлении – реверанс и говорю ему:

– Очень рада, что сегодня вечером мне нашлось место у вашего очага.

Он переводит свой ледяной взгляд на Мадока:

– Занятно. Она говорит так, будто считает себя одной из нас.

За проведенное у власти время я совершенно забыла, каково это – чувствовать себя абсолютно беспомощной. А защитить меня может только Мадок, больше некому. И рассчитывать на его защиту я могу только до тех пор, пока он не догадывается, которая из его дочерей стоит сейчас рядом с ним. Я смотрю на лорда Джарела снизу вверх со страхом, который мне совершенно не нужно изображать. И меня бесит, что это ему очень, очень нравится.

Вспоминаю слова Бомбы о том, что сделал Двор Зубов с ней и Тараканом: «Двор поймал нас, выпотрошил, наполнил проклятиями и полностью изменил. Заставил служить себе».

Напоминаю себе, что я больше не та девочка, какой была когда-то. Быть может, я и окружена, но это не означает, что я беспомощна. И я мысленно даю клятву, что настанет день, когда придет очередь лорда Джарела бояться.

Но сейчас я крадусь в угол, сажусь там на накрытый шкурой стул и обозреваю комнату. Вспоминаю предупреждение Живого Совета о том, что Дворы уклонялись от клятвы верности, пряча своих детей как подменышей в мире смертных, а потом возводили их в ранг правителей. Интересно, не произошло ли что-то подобное и здесь. Если так, то это наверняка заставило серьезно понервничать лорда Джарела и леди Ноури, лишившихся своих титулов. Настолько сильно понервничать, что они надели на свою дочь золотую уздечку.

Интересно смотреть на то, как они выставляют напоказ свои короны, троны, роскошную палатку, но еще интереснее, почему они поддерживают Мадока, стремящегося сделаться Верховным королем, что автоматически поставит его намного выше их. Нет, я не верю им. Наверняка они поддерживают Мадока сейчас только потому, что надеются убрать его в дальнейшем.

В этот момент в палатку заходит Гримсен в алом плаще с невероятных размеров заколкой в виде сделанного из металла и стекла сердца. Издалека кажется, что это сердце пульсирует. Леди Ноури и лорд Джарел моментально переключают на Гримсена свое внимание, и на их лицах появляются натянутые улыбки.

Гляжу на Мадока. Он, как мне кажется, совсем не рад видеть кузнеца.

Произнеся несколько любезных фраз, леди Ноури и лорд Джарел приглашают нас к столу. Пока леди Ноури за уздечку ведет ребенка-королеву Сурен к столу, я замечаю, что уздечка как-то странно лежит у нее на коже, словно наполовину вросла в нее. А то, как странно блестят эти кожаные ремешки, наводит меня на мысль о чарах.

«Уж не Гримсена ли это работа?» – думаю я.

Увидев Сурен в путах, не могу не подумать и про Оука. Бросаю взгляд на Ориану, хочу понять, вспоминает ли она о нем, но ее лицо остается невозмутимым, как поверхность замерзшего озера.

Мы идем к столу. Я сажусь рядом с Орианой, напротив Гримсена. Он замечает надетые на мне серьги своей работы в виде солнца и луны и говорит, указывая на них:

– Не был уверен, что ваша сестра сможет отказаться от них.

Я наклоняюсь вперед и говорю, трогая обтянутыми перчаткой пальцами мочки своих ушей:

– Ваша работа изумительна.

Я знаю, как падок Гримсен на лесть.

Он с восхищением смотрит на меня. Подозреваю, впрочем, что Гримсен любуется сейчас не мной, а своей работой.

Но вся эта ситуация с серьгами дает мне прекрасный повод попытаться разговорить его. Ведь ни от кого другого здесь, пожалуй, ничего не добьешься. Пытаюсь представить, что сказала бы на моем месте Тарин, но в голову не приходит ничего, кроме весьма двусмысленной фразы.

– Я всегда с огромной неохотой снимаю их. Даже ночью, – сообщаю я ему, до шепота понизив свой голос.

– Ну, это всего лишь безделушка, – самодовольно улыбается Гримсен.

– Вы, должно быть, считаете меня очень глупой, – говорю я. – Я понимаю, что вы создавали гораздо более выдающиеся вещи, но даже эта ваша, как вы говорите, безделушка делает меня счастливой.

Ориана бросает на меня какой-то странный взгляд. В чем дело? Я что, допустила какую-то ошибку? Неужели она заподозрила меня? Мое сердце начинает учащенно биться.

– Вы должны посетить мою кузницу, – говорит Гримсен. – Позвольте мне показать вам, как выглядит настоящая магия.