Седьмая ночь. Это всегда означало конец. Никогда прежде у нее не возникало желания остаться у Рубикон дольше, чем на одну неделю. Но там, где обычно возникало облегчение, сейчас появилась мучительная пустота, которая росла с каждой секундой, угрожая заполнить собой все ее существо.
– Почему ты такая печальная? – спросил Джеймс, просовывая руки в жилет.
– Я не печальная.
– Но я не вижу улыбки. И не спорь, ты не хочешь улыбаться, – сказал он, опережая ее возражения.
Погладив ее по голове, Джеймс быстро поцеловал в губы. Затем его губы спустились к ее шее, потом к груди. Горячий и влажный язык путешествовал по ее соску, рука проникла между бедер, легко дразня и лаская ее.
Тихонько рассмеявшись, она убрала его руку.
– Вот так-то лучше, – заявил он, удовлетворенно склонив голову, прежде чем снова заняться пуговицами на жилете.
Когда он остановился у постели, чтобы взять галстук с пола, то украл еще один поцелуй.
– Я могу увидеть тебя завтра?
В этом вопросе не было ни капли сомнения. Джеймс говорил так, словно был уверен в ответе, но все же не мог не спросить. Роуз обожала его за это – он никогда не требовал, не настаивал, а всегда уважал ее желания.
Джеймс закинул длинный конец белого галстука за шею и заправил под воротничок, но его внимание было сосредоточено на ней.
Роуз хотела бы остаться с ним навсегда, но знала, что не сможет. У него своя жизнь за этими стенами, в которой для нее нет места. Она не могла не понимать это даже после их волшебных ночей. После нескольких лет общения с мужчинами, которые заботились только о себе и видели в ней лишь объект наслаждения, было бы странно не упиваться этими мгновениями с Джеймсом. Потакать сиюминутным всплескам счастья, которого она никогда не имела прежде.
Но это были лишь мгновения, и ничего больше.
Роуз присела на постели. Мучительное томление теснило грудь, и она покачала головой:
– Нет.
Ее отказ отозвался эхом, в пустой комнате. Повис между ними.
Прежде чем пришло понимание, гримаса смущения и шока исказила его черты. Его тело окаменело. Радость исчезла, и, глядя на него, ей захотелось взять свои слова обратно. Крепко обнять его и убедить, что она совсем не то имела в виду. Но Роуз не двинулась с места.
Джеймс кивнул сдержанно и коротко. Повернулся к зеркалу на комоде и снова взялся за свой галстук. Резко дернув концы, перебросил один через другой, формируя узел. Но та ловкость, что он продемонстрировал прошлой ночью, сейчас изменила ему. Закусив губу, он развязал узел и начал сначала.
Роуз понимала, что должна сохранять спокойствие сама. Оставить в тишине его. Но она не хотела, чтобы их последняя встреча закончилась таким образом. Нет, он не должен думать, будто она больше не хочет его. А то, что он все понял именно так, она видела по его отражению в зеркале. Боже мой, если бы он знал, как далек от правды!
– Джеймс, дело не в том, что я не хочу быть с тобой.
Не видя ее в зеркале, Джеймс поднял руку, останавливая ее.
– Не надо ничего объяснять. Я понимаю.
– Нет, ты не понимаешь. Я работаю только одну неделю в месяц, и сегодня моя последняя ночь.
Он молчал. Наконец поймал ее взгляд в зеркале! Морщинка пролегла между бровями.
– Ты не бываешь здесь каждую ночь?
– Только последнюю неделю месяца.
– И завтра ты уезжаешь?
Она кивнула.
Морщинок прибавилось.
– Три ночи отпущены мне, – тихо пробормотал он.
– Что? – переспросила она.
– Когда я опоздал с приходом и ты оказалась недоступна, я попытался закрепить тебя за собой на несколько следующих дней, но Рубикон согласилась только на три дня. Дала какое-то невнятное объяснение, но, оказывается, есть и реальная причина. Она знала, что ты завтра уезжаешь.
Роуз застыла в удивлении. Джеймс закрепил ее за собой на три дня, а значит, заплатил Рубикон аванс. Это при том, что в конце каждой встречи он просил ее увидеться снова. И она знала, что если бы она отказалась, он не стал бы настаивать. Не вернулся на следующий вечер, даже если бы потерял деньги, которые заплатил за нее.
Господи, какой благородный человек! И если он уйдет сейчас, она больше никогда его не увидит…
– Куда ты едешь?
– Домой. – Роуз слышала свой голос, пытаясь сдержать подступающие слезы. – В деревню. До следующего месяца.
Когда она вернется сюда, в эту комнату, он уже не придет. Время и расстояние сделают свое дело. Сгладят воспоминания, но только не ее. Угрызения совести, как и в их первую ночь, вновь заговорят в нем, удерживая его подальше от этого дома.
– Поедем в деревню со мной.
Слова слетели с его губ так неожиданно, что он сам удивился. И конечно, Удивил ее.
– Что?
– Я… я… – Ему понадобилась пара секунд, чтобы самому понять, что происходит. Здравый смысл требовал отменить предложение. – У меня дом за городом. Право, ты окажешь мне честь, если согласишься погостить у меня: на следующей неделе.
Робкая надежда в его глазах тронула ее сердце. Опустив подбородок, Роуз натянула простыню повыше. Желание принять предложение росло в ней. Ухватиться за эту возможность обеими руками и ни за что не отпускать ее. Но она сдержалась.
– Я не могу.
– Почему? Разумеется, я компенсирую тебе это время.