Мы рассказали дону Дионисио все, что видели, не упустив и следов копыт на песке; мой проводник
Однако наступила ночь, а мажордом не появился — и не было никаких новостей о нем. О доне Гиберто тоже. Старший Наварро в тревоге оставил Лас Крусес и вернулся домой, но между двумя поместьями постоянно скакали посыльные. Праздник внезапно прервался, с наступлением вечера все разошлись. На этот раз никакого фанданго, никаких танцев в
Но никто не был печальней прекрасной Беатрис — ах, и вполовину печальней! Она пришла в себя от обморока; и после того как разошлись гости, бродила повсюду, спрашивая всех встречных, нет ли новостей о доне Гиберто.
Бедная девушка! Мне было жаль ее: я знал, как она его любила, и был почти уверен, что она потеряла его навсегда. Чужой в доме, неожиданный гость, я в таких обстоятельствах не мог ждать к себе особого внимания. Все шло неладно; чем больше проходило времени, тем все более возбуждался дон Дионисио — он нервничал почти так же, как его дочь. Чтобы не мешать ему, я отправился на
— О, сеньор капитан! Вы солдат — храбрый солдат, как говорит мой отец; и ваш слуга тоже солдат. Вы будете участвовать в поисках дона Гиберто? Наш
— Да, сеньорита, — без колебаний ответил я. Я с тем большей готовностью дал согласие, что был уверен в печальной судьбе молодого человека и считал его мертвым. К тому же я и сам собирался сделать то, о чем она меня просила.
И вот в тот момент, когда она благодарила меня, я заметил что-то блестящее на равнине; посмотрев в ту сторону, я увидел движение. Глядя пристально, я различил очертания лошади и всадника на ее спине; сверкание, которое привлекло мое снимание, исходило от стальных удил и серебряных украшений конской сбруи. Донья Беатрис тоже увидела всадника; несколько секунд мы стояли молча, разглядывая его. Теперь мы были уверены, что это всадник и что он приближается к дому. Приближался он медленно, шагом; но вот в одном из
— Матерь Божья! — воскликнула девушка рядом со мной. — Это дон Гиберто!
Ни на мгновение не задержалась она на крыше, бегом спустилась по
Мне не нужно было спрашивать, в чем причина такого странного поведения. Лошадь, испуганная криком, повернулась, и лицо всадника оказалось ярко освещено лунными лучами. Я видел его так ясно, словно днем. Но это было не лицо дона Гиберто Наварро; напротив, это был дон Мануэль Квироя, и не живой, а мертвый!
Я сбежал с крыши и обнаружил, что меня опередили несколько слуг; они поймали лошадь. Все они в страхе смотрели на мертвое тело, застывшее, окоченелое, сидящее вертикально в седле — привязанное, как мы вскоре обнаружили, — похожее больше на призрак, чем на человека!
Мне это зрелище многое объяснило. Многое, но не все. Именно мертвеца преследовали индейцы, и неудивительно, что они позволили ему ускакать. Его невидящий взгляд привел их в ужас.
Это я понял; но многое оставалось непонятным. Алая накидка, покрывавшая плечи мертвеца, несомненно принадлежала дону Гиберто Наварро. Ее узнали слуги. А где же сам дон Гиберто? Он тоже мертв: я в этом не сомневался.