Королева полтергейста

– Иди ты, – огрызнулся Ляхов, – у тебя и допуска нет. Случись что, кто отвечать будет?

Отерев еще раз испарину, он спросил осторожно:

– Коль, ты девку в джинсах видел?

– Хиппарьку, что ли? Вон там стояла.

– Ну, а потом?

– Что потом?

– Куда делась?

– Че ты тюльку гонишь? – надулся напарник и отвернулся. Ляхов вдруг схватил его за грудки, развернул, притянул к себе нос к носу и рявкнул: – Куда девка делась?

– Ты че, белены объелся?!

Но Ляхов рубаху не отпускал.

– Ты че, серьезно, что ли?.. Куда, куда… Вы чего-то с ней побакланили, она повернулась и вон туда, за угол зашла. А чего?

Ляхов отпустил рубаху.

– Ладно. Смотри внимательнее. Не нравится мне тут что-то. Пошел я.

– Ну, ты артист, – хохотнул жирный, облегченно поправляя воротник. Но Ляхов так глянул на него, что тот сразу осекся.

Инкассатор, озираясь и выставив зажатый в правой руке пистолет, кошачьей походкой достиг двери и позвонил. Дверь служебного входа в магазин Ювелирторга отворилась. Сигнализация сработала, но тут же была отключена изнутри тем, кто открыл. Ляхов скользнул внутрь.

И в этот момент рыжий Колька увидел ту самую «хиппарьку», выходящую из-за угла.

Уставившись на нее, он распахнул дверцу и выполз наружу. Он понял, что с ней что-то неладно, но не мог понять, ЧТО. А потому и не мог испугаться по-настоящему, и не знал, что следует предпринять.

Она остановилась в нескольких шагах от него, и с минуту они молча разглядывали друг друга. Потом лицо ее вдруг исказилось гримасой боли, и она вскинула руки к вискам. Конопатый Колька вздрогнул: на том месте, где она только что стояла, никого не было. (Два исчезновения за день – большая, конечно, нагрузка, но терпимая. Несколько часов головной боли окупятся с лихвой.) И тут дверь магазина отворилась и вышел Ляхов.

– Лях, сюда! – закричал ему остро почуявший надвигающуюся опасность Колька. – Бегом! Она была тут! И пропала! Скорей!

Ляхов мигом понял, о ком идет речь, побежал, но тут перед его носом мелькнуло что-то маленькое, разноцветное и яркое, а в легкие вошло сладостно-одуряющее… И он, еще крепче сжав ручку портфеля, воспарил в бездумную голубизну…

Его напарник увидел, как ноги Ляхова подкосились и он с размаху ударился головой об асфальт… Затем Колька, выдергивая из кобуры свой пистолет, увидел еще, как портфель, отделившись от тела Ляхова, взмыл примерно на метр над ним и словно бы растворился в воздухе, не оставив и следа. (Под свитер «хиппарьки» Маруси портфель втиснулся с трудом.)

Леша, наблюдавший всю эту сцену из окна дома напротив (дверь подъезда этого дома выходит на обратную сторону), увидел, как, пошатываясь, Маша странными зигзагами побежала в сторону ПРОТИВОПОЛОЖНУЮ той, где ее ждет машина. И свернула за угол, за тот, из-за которого только что вышла.

Жирный Колька набрался храбрости или, наоборот, окончательно ошалел от страха и сделал несколько выстрелов наугад, куда попало, благо, переулок был пуст. И полез в машину – к рации.

Сотовый в руках Атоса заверещал как раз в тот миг, когда он сам собирался делать вызов.

– Да! – крикнул он.

– Атос, – раздался искаженный радиосвязью голос Маши, – что мне сейчас делать?

– Куда тебя понесло, Маруся?!

– Я не знаю… Голова… Даже идти не могу.

– Оставайся там, где ты есть! Сейчас за тобой подъедут! Не волнуйся, все нормально. Потерпи. Помаши для Гоги телефоном.

Он отключился и набрал номер.

– Ее что-то до сих пор нет, – прозвучал в трубке голос Гоги, лучшего шофера в банде.

– Знаю. И не будет, – быстро ответил Леша. – Давай за ней в объезд. Понял куда?

– Понял.

– Давай быстрее, сейчас тут менты будут, а она, похоже, совсем расклеилась, не может передвигаться.

– Не суетись, Киса, все будет в ажуре.

– Возьмешь ее и за мной. Как договаривались.

– Порядок.

– И смотри не наедь на нее. Она, возможно, прямо на дороге сидит. Или лежит. Она тебе трубкой помашет. Гляди в оба.

Через несколько минут бежевая «Волга» с лысоватым и мешковатым Гогой в десантном комбинезоне за рулем уже удалялась от проклятого места, от того места, куда сейчас, воя сиренами, неслись милицейские машины. А на заднем сиденье Леша Кислицин, целуя, успокаивал плачущую Машу:

– Ну что ты, что ты, перестань. Теперь будем отдыхать, долго отдыхать. Мы имеем право хорошо отдохнуть.

– Атос, миленький, зачем ты так мучаешь меня, зачем нам столько денег, ведь их и так много?

– Денег много не бывает. Да ты ведь знаешь, сколько я уже по детским домам раскидал. Я же тебе показывал квитки.

– Но я не хочу быть героиней. Я хочу быть просто счастливой.

– А это возможно, если вокруг столько несчастных? Судьба наградила тебя даром, но она же и накажет тебя, если ты будешь пользоваться этим даром только во благо себе. Ты так много можешь сделать для других.

Новый приступ головной боли не дал ей ответить. Она затихла на миг, уткнувшись лицом ему в колени, а затем зарыдала еще сильнее, повторяя:

– Извини меня, пожалуйста, извини…

– Да что ты, перестань, за что я должен тебя извинять? – Он приподнял ее голову и стал поцелуями снимать с ее ресниц слезы.

– Я такая плохая, такая эгоистка… Но мне больно!