— В чем дело? — я склонилась к Хоуп. Ее лицо было мрачным в тусклом свете огня.
— Аурек продает схваченных алхимиков, — сказала она без промедления. — Он предлагает их богачам и мэрам городов. Они получат себе алхимиков и золото, если поклянутся в верности ему. Если они используют своих людей и силы для Спящего принца, если они будут подавлять восстание в городах, тогда они смогут забирать себе все золото своих алхимиков, без налогов и вопросов. Двое алхимиков уже убили себя, чтобы не стать рабами.
— Он продает их?
— На аукционе.
Я поняла ужас Нии.
— А Ката? — спросила я, Сестра Надежда покачала головой.
— Мы не знаем. Но нужно скорее добраться до них.
— Но не все они такие испорченные, да? — сказала я. — Кто-нибудь ведь отвернется от него.
Хоуп посмотрела на меня без эмоций.
— Он предлагает им и Эликсир. Как только они проявят себя, что бы это ни значило. Вечная жизнь для тех, кто будет на его стороне.
Ужасающая ярость поглотила меня, и я не могла двигаться. Как он посмел предлагать использование тел алхимиков как плату для тех, кто будет управлять жителями городов? Боль в ладонях заставила меня опустить взгляд и увидеть, что я сжала кулаки, ногти впились в кожу. Я разжала их и положила ладони на колени, а потом глубоко вдохнула.
— Что нам делать?
— Тебе решать, — сказала Хоуп. — Я могу показать этим людям, что ты не опасна для них, но не могу заставить идти за тобой. Это делать тебе. И скорее. За твою голову назначена награда, Твайла. Эта зима будет сложной. Тебе нужно предложить им что-то лучше, чем предлагает он.
Она была права. Конечно. Но как?
Они дали нам одеяла, Стуан помог Кирину соорудить для нас палатку в стороне от остальных, видимо, из-за меня. Огонь погасили, первые стражи заняли свое место, Кирин вызвался присоединиться к ним. Я свернулась рядом с Нией, потерла ее плечо. Она похлопала меня по спине, но ничего не сказала. Хоуп лежала за мной, и я слышала храп и сопение из лагеря. Мне нужно было, чтобы они пошли за мной, чтобы уважали меня. Но не как Хелевису, не из страха. Я не была такой и не хотела становиться или даже притворяться такой. И я хотела, чтобы они перестали избегать меня, я хотела их верности. Чтобы они полюбили меня.
И я попробовала. На следующий день я задержалась за завтраком, наблюдая, чтобы понять, как работает лагерь, кто главный. Это напомнило немного жизнь во дворце, где я пыталась разгадать иерархию. Вчерашние мужчины, включая Стуана, ушли в лес, как только доели, как и еще одна группа, три женщины и мужчина с луками. Они были важными, охотниками и защитниками лагеря. Двое мужчин с хаганским акцентом общались у костра, затачивая ножи и мечи. Оставшиеся люди, включая леди Шасту, начали собирать вещи для стирки, и я воспользовалась шансом.
— Позвольте помочь, — сказала я. — Я хочу быть полезной здесь.
Они переглянулись, и мы все повернулись к поварихе, смотревшей на меня. Она была главной. Ее нужно было склонить на свою сторону.
— Там достаточно людей, — сказала она.
— Может, я тогда помогу с едой? — попыталась я снова.
— Мне не нужна помощь, девчушка.
— Я хочу что-нибудь сделать.
— Нужно опустошить горшки, — сказала женщина позади меня, но я, обернувшись, не смогла понять, какая именно.
Я взглянула на их главу, та пожала плечами, и я увидела в этом вызов. Она думала, что я откажусь. Она этого хотела.
— Хорошо. Где они?
Она уставилась на меня и пожала плечами.
— Там за деревьями. Их нужно опустошить в яму в лесу. Придется выкопать новую. Не у реки и не возле лагеря. А потом горшки нужно вымыть и вернуть.
— Я так и сделаю.
Опустошать чей-то ночной горшок было неприятно, а чистить три общих горшка, которыми пользовались пятьдесят людей, было кошмарно. Пахло отвратительно, но я делала это, полчаса тащила их от лагеря по одному на расстоянии вытянутой руки, постоянно представляя, как я спотыкаюсь и выливаю содержимое на себя. Я выкопала чертову яму и вылила содержимое туда, кривясь от плеска. Потом я набрала воды в реке и ополаскивала их снова и снова, пока не осталось и следа, после чего я отнесла их обратно. Когда я закончила, вернулись охотники, готовилась еда. Никто ничего не сказал мне, и я приняла миску супа в тишине и подошла к Ние, хотя голодной не была. Если бы я делала так по пути сюда, то никогда не жаловалась бы на нехватку еды.
Ниа была бледной и встревоженной, но когда я села рядом, она сморщила нос и немного отодвинулась.
— Без обид, но ты воняешь.
Я не обиделась. Она была права. И я ее поняла, когда она легла спать в другом конце палатки. Но мне нужно было продолжать. Нужно было завоевать их.
Я чистила горшки и на следующий день. И потом. И потом. Со мной все еще никто не говорила, я словно вернулась в прошлое, я снова была якобы важной, но в стороне. Презираемая. Лишняя. Ничто не изменилось. Хоуп следила, но ничего не предлагала.
«Дай им привыкнуть к тебе».
На следующий день я вычистила горшки так быстро, что, когда вернулась в лагерь, мне предложили помочь приготовить еду, если я хорошенько вымою руки. Я посчитала это прогрессом, пока мне не выдали тушки трех зайцев.