Королева роз

По слову джена к ней прилетали бабочки, белки спускались с сосен, голоса птиц вторили ее флейте. Стайка золотых светлячков следовала за ней, пока, смеясь, она не попросила джена отпустить бедняжек. А когда его руки ласкали риту, было не различить — где ее тело отвечает на нежность, где его ладонь радуется ее коже. Дыхание их смешалось, и сердца бились слитно.

На четвертое утро рита сбежала, боясь, что еще глоток счастья, и она попросит стать спутницей в путешествии, кое надлежит совершить одному. И получит отказ. И умрет.

Еще год рита ждала в тихом монастыре Бергена. Ей поручили расписывать кельи, чтобы послушницам было светлее искать мир в душе. И на девственных стенах голубым по белому рита рисовала драконов и птиц и пророков над небесами. Работа дарила ей крылья.

Новая встреча была страшна. Джен исхудал, синева его глаз выцвела, тропки морщин появились на лбу и у губ. «Я учился быть самым жестоким», — сказал он рите, — «Не спрашивай меня, как». Ночь и день и еще ночь рита сидела на берегу моря, держа на коленях голову джена. Они молчали. А когда джен ушел, рита осталась в лесу.

Целое лето и целую осень и целую долгую зиму она плела самую прочную в мире сеть. Из стеблей сон-травы, из серебряной паутины, из жил оленя и льняных нитей, из собственных бедных волос. А в начале весны тронулась в долгий путь. К Скале Безумцев у черного озера Эсвольд.

В день весеннего равноденствия человек, захотевший преобразиться в дракона, должен подняться на эту скалу без крюков и веревок. И прыгнуть вниз с высоты пятисот шагов. Если дракон — полетит, если нет — разобьется о воду. Поднимались, говорят, многие.

Рита видела, как джен начал восхождение. И, едва он скрылся за поворотом тропы, стала раскидывать сети. Если не выйдет лететь — прочные нити прервут падение и джен останется цел. Неважно, что все годы до встречи со смертью, он будет проклинать риту и ее дар — лишь бы жил. К закату сети опутали берега так, что и камешек не проскользнет мимо…

Рита не разглядела, когда джен прыгнул, услышала только ликующий крик. И — от самой воды взмыл в небо медноцветный дракон — могучий, прекрасный, гордый! Он самый-самый, он настоящий, он смог! Рита плакала.

Облака раскрывались как занавес, под ударами звонких крыльев. Джен-дракон парил, расплетая потоки воздуха, падал к самой глади черной воды и вновь поднимался ввысь. Неборожденным недоступно такое счастье — как здоровому не понять калеки, впервые встающего с ложа. …Еще один кувырок через облако, еще один выдох искр, еще один пируэт… Крылатый на мгновение замер в воздухе, оглянулся на звезды, ища направление, и устремился на запад, уверенно и упорно, как стрела выбирает свою мишень. На запад, в сторону побережья, к звонкозвучной сосновой роще у белых стен города Су. К завтрашнему утру праздника Яблонь.

Рита долго смотрела, как теряется в синих тучах стремительный силуэт. Ночь будет грозной — первый гром после зимней спячки. Но разве какая-то буря способна остановить первый в жизни полет?

Рита ждала, пока джен скроется за горизонтом. Потом неторопливо, на ощупь, смотала сети. Погладила на прощанье тугие, намертво крученые канаты. Впервые за годы распахнула серебристо-стальные крылья. С места прыжком подняла в полет тело. Дохнула на груду сетей — она занялись мгновенно. Тайна останется тайной. Пора спешить. К завтрашнему утру…

Сказка о крае света

«…Моя чудная страна — Неближний свет…»

Е. Ачилова

Если все время шагать вперед, не сбиваясь с дороги — мимо лесов, мимо рек и гор, мимо морей, побережий и островов, то когда-нибудь выйдешь на самый край света. Лежит себе земля — трава растет, кустики, камешки на обочине — и вдруг ничего. Край. А на самой кромке неведомой пустоты стоит мой дом-на-краю-света. Уютный такой, бревенчатый, двухэтажный. С верандой, где кто-нибудь пьет вкусный чай и накладывает в розетки варенье из земляники. С чердаком, полным чудного барахла — от старинного медного компаса до невесомого платьица дочери мандарина. С подвалом, заставленным горшочками, баночками и таинственными бочонками — любой пьяница дал бы отрезать себе язык, лишь бы выпить стаканчик из такой бочки. С плетеной мебелью, теплой печкой (в железную дверцу так славно стучатся искры осенним вечером), с глиняными светильниками и льняными свежими простынями.