Королева секретов. Роман об Анне Клевской

Анна согласилась. Алое платье – самое роскошное из всех, что у нее имелись. Из того красного шелкового, с предательскими пятнами, она выросла. Как дорого она заплатила за свое удовольствие… и, может быть, заплатит еще больше. Эта мысль не давала ей покоя и приходила в голову чаще и чаще, по мере того как ее брак с королем становился все более вероятным. Может ли мужчина узнать, что его жена не девственница? А еще страшнее, способен ли он определить, что она рожала?

Решительно отбросив в сторону неуместные страхи, Анна пошла переодеваться для встречи с послами.

Сидя на каменной скамье в саду между матерью и Эмили, Анна чувствовала, что выглядит принцессой до кончиков ногтей. Юбка платья, обшитая золотой тесьмой, мягкими складками лежала вокруг ее ног; длинные рукава, собранные над локтями узорными лентами, свисали почти до земли; поверх расшитого драгоценными камнями лифа лежали тяжелые цепи и крест, усыпанный самоцветами; на голове у нее был изящно отделанный Stickelchen из шелкового дамаста, надетый поверх крылатой батистовой шапочки и покрытый вуалью из золотистых нитей; пальцы унизаны кольцами.

Когда послы подошли и низко поклонились, Анна грациозно кивнула им. Доктор Уоттон, выступавший в роли главы делегации, вел себя с изысканной вежливостью; он явно имел большой опыт в искусстве дипломатии.

– Мне говорили, что красотой ваша милость превосходит герцогиню Миланскую, как золотое Солнце затмевает своим блеском серебряную Луну, – сказал он. – И теперь я сам вижу, что это правда. Его величество – счастливейший из мужчин. Говорят, вы наделены множеством прекрасных качеств.

– Леди Анне привили все добродетели и навыки, необходимые супруге, – сказала герцогиня Мария. – Она умеет читать и писать, готовить и весьма умела в обращении с иглой.

– Восхитительно, восхитительно! – воскликнул доктор Уоттон. – Вы музыкальны, миледи?

– Я не пою и не играю на музыкальных инструментах, сэр, но люблю музыку, – ответила Анна.

Ей показалось или в его добродушии просквозило легкое недовольство?

– На каких языках вы говорите?

– Только на немецком, сэр, – ответила она, чувствуя свою ущербность. Неужели посол ожидал, что она владеет английским? – Но я уверена, что быстро выучусь говорить по-английски.

– Очень хорошо, очень хорошо. – Уоттон повернулся к матери. – Ваша милость, удалось ли сделать что-то, чтобы его величество получил затребованные портреты?

– Увы, нет, – призналась мать. – Мы надеялись, что их напишет мейстер Вертингер, но он занят другими заказами. Мы послали за мейстером Кранахом в Саксонию, однако пока не получили ответа.

– Ничего, мадам. Его величество пришлет своего художника, мастера Гольбейна, если это приемлемо.

– Разумеется. – Герцогиня улыбнулась. – Я уверена, герцог Вильгельм даст разрешение. Мы все наслышаны о работах Ганса Гольбейна.

– Я также получил указания сказать вам, мадам, и герцогу, что, если имеются какие-либо затруднения с приданым, мой господин ставит добродетель и дружбу превыше денег.

«Генриху, похоже, не терпится», – подумала Анна. Все короли хотели денег.

– Он очень щедр, – с расширившимися от удивления глазами отозвалась мать.

В начале августа двор переехал в Дюрен, охотничий замок Вильгельма, расположенный в гористой части герцогства Юлих. Большую часть времени герцог проводил, запершись в кабинете с доктором Уоттоном и послами. Наконец он назначил доктора Олислегера и Вернера фон Гохштадена, великого магистра двора[13] Клеве, послами в Англию.

– Они будут обладать полномочиями для улаживания всех вопросов, – сказал Вильгельм Анне, когда семья собралась за столом на ужин. – И мы предложим приличную сумму в качестве приданого, несмотря на намек короля, что мы можем отказаться от выплаты.

– Спасибо вам, Bruder, – поблагодарила Анна.

Она не хотела ехать в Англию без приданого, чтобы не чувствовать себя ущербной.

Мать закончила трапезу и повернулась к ней:

– Кажется, мое дорогое дитя, вы скоро отправитесь в Англию.

– Если королю понравится мой портрет, – сказала Анна, чувствуя, как при мысли о расставании с родными в горле у нее встает ком.

– Он может предпочесть мой, – встряла Эмили.

– Тогда я порадуюсь за вас, – отозвалась Анна.

По правде говоря, она сама до сих пор не понимала, испытает в таком случае зависть к сестре или облегчение.

– Думаю, он попросит руки Анны, – сказал Вильгельм.

– Мне жаль будет разлучаться с любой из вас. – Мать выглядела печальной. – Но я знаю, в чем состоит мой долг, так же как вы знаете свой. Именно ради этого вас так старательно растили и воспитывали.

– Доктор Уоттон задал мне странный вопрос, Анна, – сказал Вильгельм. – Он поинтересовался, не имеете ли вы склонности к кое-каким увеселениям этой страны?

– Он имел в виду, не пьяница ли я?! – ужаснулась Анна.

Эмили фыркнула и, едва сдерживая смех, ткнулась носом в свой кубок, а мать возмутилась:

– Какая наглость! И это притом что вы, сын мой, известны своей воздержанностью. Эти англичане невозможны!