Королева шансона

— И сам подъезжать будешь.

— Буду. Надо же кому-то выдавливать из тебя зло.

— Чтобы что-то выдавить, надо что-то вдавить. Нехорошо, Геннадий Захарович, молодых девушек развращать.

— Вот видишь, ты признаешь в себе молодую девушку. А ты действительно еще молодая, у тебя вся жизнь впереди… Я ведь могу открыть тебе дорогу в новую жизнь. Для начала попробуем закрыть уголовное дело. Я уговорю Костю забрать заявление, думаю, у меня все получится…

— За все нужно платить.

— Заплатишь, — облизнулся Завьялов. — Если сама этого захочешь. Поверь, я тебя принуждать не буду.

— А тебе можно верить?

— Можно. И нужно… Я человек не бедный, и, если ты захочешь, у тебя будет все.

— А если не захочу?

— Тогда просто будешь жить у меня.

— А если я не желаю жить у тебя?

Завьялов долго и с сожалением смотрел на нее, затем, уныло вздохнув, поднялся со своего места.

Он уже переступил порог дома, когда Алла его остановила:

— Хорошо, я согласна.

В конце концов, он мужик интересный, к тому же за ним она будет как за каменной стеной. Со временем он развалит уголовное дело, и она сможет вернуться к нормальной жизни…

Часть третья

Глава 26

Семь лет в масштабах Вселенной — это неуловимо короткий миг, а в реальностях обычного человека — большой срок. И за семь лет может много чего измениться…

Семь лет назад Миша не знал, как выбраться из жизненного тупика, зато сейчас у него все на мази. Законным вором ему никогда не быть — косяки из далекого прошлого ставят крест на такой перспективе. К тому же он уже и не рвет жилы, пытаясь поднять свой авторитет. Зачем ему это, если Андерсон уже год назад как откинулся, Крюка перевели на другую зону, и никто уже не пытается раскрутить его на деньги. И Шелепов давно на пенсии, и Клыков больше не работает на «Южпортнефть». Да и сам он уже стал забывать лихие времена, когда рубил деньги с такой легкостью, с какой квасят капусту.

И Алла стала забываться. Ни слуху от нее, ни духу… А ведь он верил ей больше, чем самому себе. Тайну схронов ей доверил, а там деньги, оружие. Вдруг уже и нет ничего? Ведь если всю ту наличность до кучи собрать, дом приличный на берегу моря отгрохать можно, обставить его, машину крутую купить, еще и на жизнь останется… Предала его Алла, отреклась от него. А было время, когда он готов был доверить ей тайну всех своих денег. Хорошо, что удержался от этой бредовой идеи.

— Кустарь, тут это, Квакс пришел.

Миша лежал на скамье, загрузив руки тяжелой штангой. Накачанные мышцы никому еще здесь не помешали.

— Ну, давай его сюда.

Больших высот он не добился, но блатные считают его своим, и в своей камере он «смотрящий». Бойцы у него свои есть, пристяжь… А ведь он мог быть лагерным «петухом», исполни Шелепов свою угрозу. Или трупом, не снимись деньги с лагерного счета…

К Мише подвели крепенького паренька с широким приплюснутым носом и длинным, как у лягушки, ртом.

— Из Южноморска, говоришь? — снисходительно глянув на него, с величественной ленцой спросил он.

— Из Южноморска! — в заискивающей улыбке расплылся новичок.

— За какие подвиги?

— Ну, «мокруха» бытовая… Но я не виноват…

— Да мне плевать, виноват или не виноват… Сам кто по жизни?

— Ну, мужик.

— Где работал?

— Экспедитором на фирме.

— Что за фирма?

— Ну, «Агро». Да ты, наверное, не знаешь.

— Почему не знаю? Может, очень даже и знаю. Кто у вас там директор, Сполохов?

— Да, Сполохов! — обрадованно закивал Квакс.

Похоже, он решил, что Костя Сполохов для Миши — друг, товарищ и брат.

— Костя?

— Ну да, Константин Евгеньевич.

— И как он там поживает?

— Ну, я с ним лично не знаком. Там такой уровень!

— Какой уровень? — нахмурился Миша.

Костя работал на перспективу — широко, с размахом. Он мог далеко пойти. И, видимо, далеко шагнул… Может, Алла с ним сейчас и живет, потому и ни слуху от нее, ни духу.

— Ну, там у него торговая компания на весь край. Даже на Москву работаем. Муку туда гоним, рис, зерно, все такое…

— Нормальный ход.

— И через порт на экспорт гоним! — раздухарился Квакс.

— Бабла, я так понимаю, немерено.

— Ну, говорят, особняк у моря достраивается, с мраморными колоннами…

— Что еще говорят?

— Ну, всякое, — пожал плечами Квакс. — Он уже и не знал, что Миша хочет услышать — хорошее о Сполохове или плохое.

— Женат он?

— Ну да, жена… То ли трое детей, то ли четверо… Я их, понятное дело, не крестил.

— Любовница есть?

— Любовница?! Ну, этого я не знаю… Раньше, говорят, была…

— Когда раньше?

— Ну… — Квакс закрыл глаза, отсчитывая назад года. — Ну, в девяносто девятом… Или в двухтысячном… Я еще тогда только начинал работать… В девяносто девятом. Сполохов в больницу попал, ножом его пырнули.

— Кто?

— Говорят, любовница… Сам он этого не признавал, ментам сказал, что его типа ограбили, но слух-то пошел. Любовница его, говорят, ножом пырнула…

— В девяносто девятом?

— Ну да, в девяносто девятом. Осенью.

— Любовница?

— Любовница.

— Может, любовник? — ухмыльнулся Миша.

— Да нет, любовница… Он, говорят, из тюрьмы ей помог выйти. Ну, она его и отблагодарила…

— Из тюрьмы вышла? И отблагодарила?

— Ну да.

— И куда она делась?

— Не знаю. Сбежала, наверное.