Королева (СИ)

Но мне было этого мало. Я ударил по шлему. Один раз, второй, третий, сорвал треснувшую маску и стал бить кулаками. Сломал нос, продавил лицевую кость, порезался о раскрошившиеся зубы. С воплем отмахнулся, когда меня что-то попыталось остановить, дернув за плечо. Развернулся, чтобы найти обидчика, и заметил, что вокруг столько горячих тел. Они суетились, что-то кричали, но я слышал только стук биения их сердец.

«Убееей…»

Я уже был готов прыгнуть в толпу, как услышал звон колокольчиков. Несколько маленьких, хрустально звонких оттенков переливались, будто дразнясь. Я оглянулся на звук и увидел луч света, пробивающийся сквозь занавес. Он раздражал, но одновременно притягивал. Включал освещение в голове над чувствами, эмоциями, воспоминаниями. Я поймал этот луч, и как по путеводной ниточке, потянулся на свет.

Глава 21

— Да, пусти ты уже, кочегарка-переросток! — Я услышал возмущенный вопль сестры и понял, что пора просыпаться.

Последнее, что помню — это яркий свет, исходящий от алмаза и кашу в голове. Помню приход, который испытал от хруста французской булки, или шотландской шеи. Или кем он там был? Не суть важно. Важно, что я жив, а Дуглас нет.

Я открыл глаза, чтобы действительно убедиться, что жив и что голос сестры мне не мерещится. Белый потолок с черными полосками, из которых торчат светильники. Большое окно с видом на лес, судя по макушкам пальм, примерно третий этаж.

Я лежал на двуспальной белоснежной кровати. Потянулся, ловя болевые сигналы почти со всего тела. Отличный матрас, в меру мягкий и достаточно пружинистый, хрустящее, белоснежное постельное белье и горка маленьких подушек — все как в очень приличном отеле. Я скинул одеяло и даже не удивился, что голый. Хотя количество бинтов, которые были на мне, могло сойти за нормальную футболку с длинным рукавом. Плюс, на шее висел кожаный мешочек со знаками камаджоров, внутри которого лежал алмаз «Львиное сердце». Не стал доставать его, лишь поглядел, чтобы убедиться, что это он.

Раскинул руки, зажмурился и устроил потягушки. От шеи до кончиков пальцев рук и ног и как будто еще дальше, чтобы оценить болевые ощущения. Норм, бывало и хуже.

Открыл глаза, перевернулся и увидел Фламинго, сидящую в кресле возле балкона. Пантера чертова, смотрит сквозь меня, вообще не парясь, что я голый. Ни тени смущения, ни румянца (хотя, как бы я его увидел), реакция — ноль. Даже обидно стало. Опять мы, что ли с ней? Я попытался вспомнить, что было после поединка с Дугласом, но ни флешбэков, ни даже малюсенького намека. Простыня, конечно, смята, видны размытые подсохшие розовые пятна и такие же, только поярче, на нескольких моих повязках. Но, может, я просто спал буйно и метался во сне.

— Если ты меня сейчас не пропустишь, я буду жаловаться! — мои размышления прервал очередной вопль сестры за дверью, — Где там этот ваш Папашу Лу? Мирный! Ну хоть ты ей скажи!

Я натянул одеяло и махнул Фламинго рукой, мол типа гостей можно запускать. Она кивнула, но с места не сдвинулась. Пришлось вставать самому, искать одежду — новые камуфляжные штаны с футболкой из комплекта сотрудников «Глобал корп», и пилить до двери.

Открыл дверь и уперся в мускулистую спину Метеорки. Перед ней стояла сестра, Мирный и Бамос, заведенные, но и растерянные, не зная, что делать с моим стражем. Амазонка окинула меня взглядом, опять тот самый: взвесили, измерили, но на этот раз признали годным, и сделала шаг в сторону, пропуская визжащую сестру и остальных.

— Это что такое было? — спросил Бамос после довольно длительной стадии радостных приветствий, неловких молчаний и дружественных объятий.

На ответ у меня ушло несколько часов. Пересказать все свои приключения, рассказать про исследования «Глобалов», укус, экспериментальный инъектор, логово Шекхед и необходимость ее уничтожения. Несколько раз прерывались. То на обед, то на перевязку, когда к нам зашел Док, да так и остался, офигев от скорости заживания моих ран и пытаясь понять, как это работает.

Потом пошла моя очередь задавать вопросы. Что с Ксюхой? Что с внешним миром? И что происходит вокруг после смерти Дугласа?

— Нас перекинули в Гвинею, стояли лагерем у маленькой деревушки Медила-Дюне у самой границы, — стал рассказывать Мирный. — Ни хера не делали, ни хера не понимали, только офигевали, какой бардак на границе был. Погранцы гвинейские, как с ума посходили, палили без разбора, потом сжигали. Я столько костров в жизни не видел. Утром проснулся, выглянул из палатки — дымит, спать ложишься, смотришь — уже несколько дымят. И стрекот постоянный.

— Реально жесть там и вонь эта паленая, — поддержал Бамос, — До сих пор запах этот чувствую.

— И я… А потом нас эти вызвали, когда ходячие исследовательский центр разъеб… — Мирный осекся, покосившись на Катьку, — разобрали. Почти неделю бодались с погранцами, чтобы нас через границу пропустили, а потом связь пропала. Так что с Ксюхой связи нет. А если появится, то я бы не рекомендовал тебе ей попадаться.

— Чего это?

— Мы же про одну и ту же Ксюху говорим? — улыбнулся Мирный. — Злится она на тебя.