Королева (СИ)

Рой «жуков» если и пытался затормозить, то не успел. Завоняло химией, дохлыми клопами и жареным мясом. Те, кто попадал прямо в огонь, моментально испарялись, просаживая верхние ряды, падающие сверху в эпицентры огня. Черная стена рассыпалась на четыре жидких ручейка. Покореженные панцири тех, кто проскочил, но попал под горящие брызги, посыпались в разные стороны. «Жуки» завозились, потеряли скорость и стройность. Поток выживших сместился к правой стене, его повело и закружило — обгоревшие насекомые, часть из которых потеряла одну или две лапы, сбивались, но продолжали переть на нас.

Сорок метров. Огненные шары сдулись, отработав свои положенные сорок пять секунд. Но главное они сделали, сократив рой в несколько раз. «Жуки» продолжали выскакивать, но это уже была не стена, а просто толстый ковер.

Весь потолок шахты затянуло дымом, так что Мирному пришлось присесть на одно колено. На тридцати метрах до первых жуков он надавил на спусковой крючок и выдал тугую струю огнесмеси. Я мысленно считал секунды — китайский «Тип 74» с двумя баллонами по четыре литра. На каждый пиропатрон, поджигающий смесь, есть три-четыре секунды огненного потока. Баллона у него два. Итого, у нас максимум восемь секунд, чтобы сжечь остатки роя.

Но учитывая их количество, математика подводила. Я начал стрелять в самых шустрых, кто успел проскочить под струей или вклинился между потоками. И с радостью отметил, что за спиной загрохотал пулемет. Саня — весь зеленый, то ли икая, то ли сдерживая рвотные порывы, косил хитиновую мерзость, и мне оставалось только контролить самых упоротых.

Уши заложило от грохота, першило в горле, каждый вдох давался все труднее и когда уже начало казаться, что аккумулятор в фонарике скоро сдохнет, движение в нашу сторону прекратилось. Я посмотрел на еще горящие тушки и понял, что прошло-то всего несколько минут. В огне, как попкорн, хрустели и лопались панцири. Одна обугленная тварюшка выбралась из кучи трупиков и прыгнула в нашу сторону, но Мирный сбил ее прикладом огнемета, отбросив на стену, а потом растоптал.

Мы вернулись к перекрестку, туда, где хоть как-то можно было дышать. Перезаряжались и ждали, пока схлынет жар, а заодно отправили Саню к «пиранье». Дождались, пока он подтвердит, что добрался, устроили перекличку с остальными отрядами. Народ перегруппировался и, все еще находясь под проливным дождем, прикрывал вход в шахту от редких шаркунов, мелькавших сквозь дождевую завесу. Куда делись основные силы орды, они так и не поняли. Но судя по голосам, особо не расстроились.

Мы перестроились. Я пошел вперед, как знающий все нужные повороты. Луч прожектора бегал по стенам, а с момента, как на нас из дыры в потолке свалилось два «циркуля», то и по потолку. Мутантов прошли легко, а я, наконец, протестировал ШАК в реальном бою. Два выстрела — два трупа, мечта, а не калибр.

На входе к раскопкам «глобалов» нас встретила небольшая толпа прыгунов. Дождались, пока мы с Мирным и Дарреном пролезем в провал, и напали на замыкающих. Что там было, я мог судить только по свисту клинков. Пока развернулся, пока обошел Даррена с его огромным гермомешком, все уже закончилось. Отрубленные головы, руки, лапы и очень гордые собой туземцы с ног до головы испачканные чужой кровью.

Со спуском на нижний уровень пришлось повозиться. Даррен вместе с мешком банально не смог пролезть. Пришлось разгадывать загадку про волка, козу и капусту и решать, в каком порядке спускаться. Первым ушел Али, за ним Фламинго, следом гермомешок на тросе. И пока Даррен его спускал, вздрагивая каждый раз, когда из провала раздавался стук чего-то твердого о стену, я пытался привести в чувства Мирного.

Здоровяк тоже поплыл. Его начало тошнить, руки с трудом удерживали пулемет. А ни белого порошка, который ушел с Али, никакой другой химии под рукой у меня не было. Пришлось работать по старинке — шлеп-шлеп по щекам, плюс холодная вода, которой в шахте было с избытком. Очухался, пообещал припомнить мне все издевательства, скинул половину снаряги и был отправлен вслед за Саней.

Внизу все было в порядке. И весь путь по балкону, а потом по пещерам до самого женского зала мы прошли совершенно спокойно. Пугали только жуткие картинки, которые я теперь легко выхватывал мощным фонарем. Наскальная живопись камаджорских предков с очень больной фантазией или детской травмой. Я прислушался к зову и испугался, потому что ничего не услышал.

Неужели Шекхед смылась куда-то и все это напрасно? Я напрягся, потом, наоборот, расслабился, максимально раскидывая мысленный радар. И облегченно выдохнул — там она, просто затаилась, сучка. Задумала что-то. Жаль непонятно, хорошо это или плохо?

По ритуальному залу мы шли медленно. Фламинго еле передвигала ноги, но упорно отказывалась идти назад. Камаджоры были не лучше. Кожа Али приняла серый оттенок, а детская ухмылка Даррена сменилась на изможденный оскал. Он цеплялся за колонны и каждые несколько минут зависал, чтобы передохнуть.