Королева сыска

Юмашева, конечно, понимала, что ее профессия — в сочетании с обликом должна вызывать живейший интерес, но, черт возьми, и в любопытстве меру надо знать. Аркадий, подлец, мог бы и удержаться, не называть ее профессию. Возникло озорное желание съязвить, чтобы отбить у Марины желание дальше расспрашивать о милицейской жизни. Но — не пришлось…

— Прошу занимать свои места! Пожалуйте к столу! — объявил молодой человек во фраке и в белых перчатках; он сопровождал свои слова жестами уличного регулировщика.

Все оживились и направились к двери, на которую указывали руки в белых перчатках.

«Да уж, пока не скажешь, что вечер складывается наилучшим образом. Ладно, вечер еще не окончен…»

По дороге Аркадий здоровался со всеми подряд — во всяком случае, так показалось Юмашевой. Вскоре она почувствовала, что ужасно устала, угнетала необходимость выслушивать дежурные комплименты черт знает от кого; к тому же приходилось реагировать улыбкой на глупейшие шуточки. «Да, к раутам надо тоже иметь привычку», — со вздохом подумала Гюрза.

Неожиданно она перехватила чей-то пристальный взгляд. А в следующее мгновение узнала одну из старых «знакомых» — Лизу по кличке Засос.

Когда-то, в начале девяностых, Лизка «работала» в районе Сенной площади и специализировалась на оральном сексе в автомобилях. Потом, говорили, перешла в квартирный развоз, а затем куда-то исчезла. И вот вдруг объявилась через столько лет, всплыла в интерьерах Русского музея под ручку с каким-то хряком в классическом костюме. Она была в вечернем платье и при побрякушках; прическа же — не чета прежней — копнет намытых волос. Лизка, тотчас же узнавшая Гюрзу, заметно побледнела. В испуге отвернувшись, она потащила своего борова за спины гостей. Гюзель же с облегчением вздохнула, наконец-то опустившись на свое место за одним из столов.

Стол был накрыт на четыре персоны, но в зале имелись столы и на шесть человек. Кроме того, у одной из стен устроители веселья соорудили невысокую эстраду.

Волков и его супруга расположились довольно далеко от Юмашевой. К тому же ей пришлось бы каждый раз оборачиваться, чтобы посмотреть на них. «Ладно, вечер еще не окончен», — снова подумала Гюрза. Устроители не придумали ничего лучше, как выбрать для застолья зал, где выставлены эскизы художника Иванова к «Явлению Христа народу». Осматриваясь, Гюрза увидела несколько знакомых лиц. Вон артист, известный всей стране и всей питерской милиции Центрального района.

Последней он был известен своими чуть ли не еженедельными залетами в «истории». Эта знаменитость обладала удивительным талантом вляпываться в правонарушения. Пьяные скандалы с его участием стали бесконечным сериалом, главные зрители которого — патрульно-постовая служба.

Кроме того, его постоянно задерживали за отправление естественных надобностей в неположенных местах, брали вместе с продавцами «травки», когда он заходил к ним купить коробок, и вытаскивали из постелей жриц любви. Ну а отделывается он легко — благодаря всенародной любви. Артист этот — личность скорее комическая, хотя он и в сорок лет по-прежнему оставался героем-любовником. А вон того гостя никак не назовешь комическим. Этот невысокий, широкоплечий господин с азиатскими глазами являлся одним из самых опасных людей в городе. Если б раскрыли все питерские громкие заказухи последних лет, то оказалось бы, что к половине из них он так или иначе причастен. Гюрза задумалась: «Как же называется его должность в городском правительстве? Кажется, что-то такое по недвижимости…»

— Раз уж я сегодня без жены, — услышала она шепот наклонившегося к ее уху Аркадия, — то этим надо пользоваться, как думаешь? Пока я тебя ждал, мне удалось рассмотреть одну артисточку, пробежавшую мимо. Она, вероятно, спешила к месту репетиции или, прости, господи, за грешные мысли, переодевания. Так что ты не обидишься, если я вдруг исчезну ненадолго?

— Даже обрадуюсь. У меня на тебя появился еще один компромат. Будет, чем прижать тебя на допросе.

— Ох уж этот ваш милицейский юмор. Так и инфаркт заработать можно.

До этого момента они были одни за столиком, но теперь к ним присоединилась парочка, с которой они уже раскланивались где-то по пути. Какой-то чиновник из мэрии с супружницей. Оставалось только надеяться, что супруги не из болтливых…

* * *

Пока Гюрза веселилась в Русском музее, в городе происходило множество разных событий; одно из них — на улице Разъезжей. Там, в «Жигулях», припаркованных у тротуара, сидел, читая газету, мужчина лет сорока. Его очки с тонкой, едва заметной на лице оправой, были «на даль», и при чтении их лучше было бы снять, тем более что мужчина не изображал, а действительно читал газету. Но ему приходилось то и дело отрываться от строчек, чтобы бросить взгляд на входные двери четырехэтажного здания на противоположной стороне улицы. Входные двери почти не знали состояния покоя, постоянно кто-то входил, кто-то выходил — здание представляло собой муравейник офисов.