Королева теней

Осторожно, она погладила его большим пальцем по скуле, его лицо было гладким от дождя. Это поразило ее словно камень – желание. Она была дурой избегая этого, отрицая это, даже если часть ее кричала по утрам, когда она тянулась к пустой половине кровати. Она подняла другую руку у его лицу и его глаза встретились с ее, его дыхание содрогнулось, когда она провела рукой по виску вдоль татуировки. Его рука слегка сжала ее талию, его большие пальцы касались ее грудной клетки. Это была попытка не прикоснуться к изгибам ее тела.

- Рован, - выдохнула она, его имя было молитвой и просьбой.

Она провела пальцами вниз, по его татуированной щеке и –

Быстрее, чем она смогла увидеть, он схватил сначала одно ее запястье, затем другое, одергивая их подальше от его лица и издав тихй рык. Мир разверзнулся и открылся, все еще холодный. Он отпустил ее руки, как если бы они были в огне, отступая, а зеленые глаза были ровными и унылыми, какими она не видела их давно. Его горло сжалось, прежде чем он сказал:

- Не делай этого. Не трогай меня так.

В ушах стоял рев, лицо горело, и трудно было даже сглотнуть.

- Прости.

О Боги… Ему было более трехсот лет. Он бессмертный. А она – она...

- Я не имела в виду… – она сделала шаг к двери на другой стороне крыши.

- Прости, - повторила она. - Ничего не было.

- Хорошо, - сказал он, направляясь к двери. - Отлично.

Рован ничего больше не сказал, спускаясь по лестнице.

Наедине, она смывала косметику со своего лица, и масло с кожи.

Не трогай меня так. 

Это была четкая линия на песке. Линия – потому что ему было более трех веков, и он был бессмертен, и потерял свою безупречную пару, а она была… Она была молодой и неопытной, а так же его королевой и карранам, и он не хотел ничего больше. Если бы она не была настолько глупа, если бы она так глупо не знала, то возможно она бы поняла, что хотя она и видела голод в его глазах – жажду по ней – это не значит что он хотел этого. Это означало, что возможно он ненавидел себя за это.

О Боги. Что она наделала?

***

Капли дождя скатывались вниз по окну, отбрасывая тени на деревянный пол, на окрашенные стены спальни Аробинна. Некоторое время Лисандра наблюдала за этим, слушая ритм дождя и дыхание человека спящего рядом с ней. Совершенно не осознающего.

Если она должна это сделать, то должна сделать это сейчас – когда его сон был достаточно глубок, когда дождь заглушал большинство звуков. Благословение Темис, богини диких вещей, которая когда-то следила за ней, за оборотнем, и кто не забывал о том, что она была животным в клетке.

Три слова – это все, что было написано на той записке, переданной Аэлиной этим вечером: записка по-прежнему была спрятана в потайном кармане ее белья. Он весь твой. Подарок, она знала – это был подарок от королевы, у которой не было ничего другого, чтобы дать безымянной шлюхе с печальной историей.

Лисандра перевернулась, смотря на голого мужчину, спящего в нескольких дюймах, на его красные, шелковые волосы, рассыпавшиеся по его лицу. Он никогда не заподозрил бы того, кто проинформировал Аэлину подробностями о Кормаке. Но это всегда было ее хитростью с Аробином – кожа, которую она носила с детства. Он никогда не думал иначе о ее пресном и пустом поведении, никогда не беспокоился. Если бы он побеспокоился, то стал бы держать кинжал под подушкой, не позволил бы ей спать с ним в одной постели. Сегодня он не был нежен, и она знала, что у нее останется синяк на предплечье от того, как он схватил ее сегодня слишком сильно. Победоносный, самодовольный король, уверенный в своей короне, он даже не заметил. На ужине, она видела его выражение лица, когда он увидел как Рован и Аэлина улыбаются друг другу. Сегодня все уколы и истории Аробинна прошли мимо, потому что Аэлина была потеряна в Роване, чтобы их услышать.

Она задавалась вопросом, знала ли королева. Рован знал. Эдион знал. И Аробинн знал. Он понимал, что с Рованом она больше не боялась его: с Рованом, Аробинн был ей совершенно не нужен. Не важен. Он весь твой. После того, как Аэлина уехала, он сразу стал напыщенным, уверенным в его абсолютной власти над королевой, Аробинн призвал своих людей. Лисандра не слышала их планы, но она была уверена, что принц Фэ станет первой целью. Рован умер бы – Рован должен умереть. Она видела это в глазах Аробинна, поскольку он наблюдал за тем, как королева и принц держались за руки, несмотря на все ужасы вокруг них.

Лисандра скользнула рукой под подушку, взглянув украдкой на него, прижимаясь к нему. Он не пошевелился: его дыхание осталось глубоким и ровным. У него никогда не было проблем со сном. В ночь, когда он убил Уэсли, он спал как убитый, не зная о том, что даже ее железная воля не смогла сдерживать ее бесшумные слезы. Она найдет свою любовь снова – однажды. И это будет так глубоко, безжалостно и неожиданно, началом, концом и вечностью, то, что сможет изменить историю, изменить мир.