Королева в ракушке. Книга вторая. Восход и закат. Часть первая

Иерусалимская интеллигенция не простила Коэну, что своим решением он разжег страсти в обществе. Израиль Кастнер был убит в марте 1957. Спустя десять месяцев Высший суд справедливости отменил большинство обвинений.

Что бы там не говорили о Хаиме Коэне, Наоми интересуют его рассказы об атмосфере, в которой он рос, о еврейской среде Гамбурга. Дед его был одним из основателей “Союза Израиля” (Агудат Исраэль), и все в его семье были членами этого Движения. Дом их был богатым, и помогал нуждающимся евреям и больным, лишенным возможности лечиться. В канун субботы и в праздники за их столом сидели бедные евреи. Его родители относились к ним с уважением и вникали в их нужды. Хаим Коэн учился в раввинском центре в Иерусалиме, но со временем стал атеистом. Он с охотой рассказывает об этом превращении.

“Однажды утром я вошел в класс неумытым, в домашних резиновых тапочках. Все ученики были одеты в школьную форму, а я, еврей, чуждая и странная птица, выделялся среди них. Учитель скривился”: “Что случилось?!” Я просто ответил: “Я сегодня в трауре”. Учитель выразил мне соболезнование и спросил, по кому я несу траур. Я подумал и сказал, что скорблю о разрушении Храма евреев. “Я не слышал об этом. Когда это случилось?” – спросил учитель. “Две тысячи лет назад”, – ответил я. Учитель закричал: “Две тысячи лет назад был разрушен ваш Храм, и ты все еще в трауре!” Он решил, что я надсмехаюсь над ним”.

Этот рассказ Хаима Коэна напомнил ей то, что она слышала от Израиля. Наполеон посетил еврейское местечко в Европе накануне Девятого Авва. Все улицы были пусты. А жителей местечка он нашел в синагоге сидящими на полу и обливающимися слезами при свете слабо мерцающих свечек. Наполеон спросил, в чем дело. Старейшины местечка рассказали ему о разрушении святого Храма, о своей скорби в день Девятого Авва по еврейскому календарю. “Когда Храм был разрушен?” – спросил Наполеон. “Две тысячи лет назад”, – ответили ему. “Народ, который оплакивает событие, происшедшее две тысячи лет назад, сохранится еще две тысячи лет”.

Она согласна с Израилем и Гершоном Шаломом, что мудрость Хаима Коэна поверхностна. Но она изучает германское еврейство, и поэтому мир его детства и юности ей интересен. Он рассказывает ей, что его и других еврейских мальчиков немецкие школьники в классе обзывали “грязные евреи”, главным образом, за то, что все они учились на отлично.

“И как вы себя при этом чувствовали? – спросила она. “Не обращал на них внимания. Я чувствовал себя выше их”.

“А как реагировали ваши друзья на эти оскорбления”? “Они были из ассимилированных семей, ничего не знали о еврействе, но оскорблены были до глубины души”.

Она спрашивает его о столкновениях между христианством и иудаизмом в школе. Он шутит. Рассказывает о разных течениях в иудаизме, сбивавших с толку и раздражавших учителей в городской реальной гимназии. Такие, как он, ортодоксы, не посещали школу по субботам. Дети из консервативных семей приходили в школу по субботам, но не писали. Только либералы учились по субботам и писали. А учителя пожимали плечами, говоря о странностях еврейской среды.

В доме министра Розена советник веселит гостей рассказами о своей юности.

Вот, например, история, случившаяся в дни студенчества. Девушка, готовясь принять гиюр, попросила сопровождать ее в “микву” – бассейн, где происходит религиозное омовение. Он обещал стоять за стенкой, чтобы поддержать подругу.

И тут Хаим услышал, как девушка, окунувшись в холодную воду, громко воскликнула:

“Господи, Иисусе Христе!”

Можно себе представить, какой скандал вызвал этот крик.

”Хаим, почему вы отказались от веры?” – спросила как-то Наоми.

Глаза советника блеснули. На мгновение он вновь стал юношей, соблюдавшим заповеди и распевавшим Псалмы Давида.

“Из-за Катастрофы. Бог меня разочаровал”

“Вы говорите о Боге, как о человеке. Еще немного, и отрастите ему бороду”.

“Наоми, нет Бога на небесах”.

“Верно, Он не живет на небесах”.

“Нет справедливости в религии и нет Бога. Как такая умная женщина может говорить такие глупости!”

“Бог это идея, выраженная в Десяти заповедях. В моем понимании, у вас есть свобода жить по своему желанию, при условии, что вы не нарушаете нравственную этику, Десяти заповедей. Есть в мире сила – и мне абсолютно все равно, как ее называют – и она повелевает жить по этим заповедям. Мое право им подчиниться, говорю я себе. И я все время пребываю во внутренней борьбе за истину, заключенную в этих заповедях, говорящих, как мне жить. Если не подчинюсь им – впаду в грех, потеряю ощущение цельности, почувствую ущербность. Реализация этих заповедей требует душевных и интеллектуальных усилий, потому я все время нахожусь в состоянии борьбы за мою правду. Трудно быть евреем”.

Они постоянно спорят об иудаизме и атеизме. Хаим Коэн пытается разрешить страшную проблему связи Катастрофы европейского еврейства с греховностью, преступлениями и наказаниями человека, нисходящими с небес. Она же выступает против персонификации идеи. У Бога нет формы и нет образа, в отличие от представления народов, лишенных абстрактного мышления.