Королева в ракушке. Книга вторая. Восход и закат. Часть первая

Куба Рифтин, авторитетный член кибуца Эйн-Шемер, любимец женщин, пытается изменить мировоззрение Израиля, убедить в том, что мир склоняется влево, и, в конце концов, придет к коммунизму! В такую эпоху просто невозможно, чтобы такой интеллектуал, как Израиль, не отдал своего голоса советской власти на Ближнем Востоке. Израиль отвечает: “Ты и твои товарищи приведут к уничтожению самого прекрасного, что возникло в стране Израиля. Кибуц может быть адом или венцом еврейского поселенчества, но вы превратите его в ад”.

Со смертью Сталина Израиль размечтался. Наоми же сомневается в его прогнозах. Так ли это, что со смертью диктатора, произойдет коренное изменение в советском руководстве? Престанут ли сейчас Советы воевать с евреями, как с нацией?

“Я не думаю, что в России произойдут глубокие изменения”, – говорит она Израилю. А он взволнованно машет рукой: “Смотри, исторические изменения произошли. Теперь будут искоренены мелкобуржуазные проявления советской власти, которым поклонялись левые в кибуце”.

Антисемитский дух, царивший в клике Сталина, по мнению Израиля, будет оставлен. Политика нового советского руководства стремится к миру. Отсюда Израиль делает вывод, что Советский союз изменит свое отношение к сионизму. Во всяком случае, признает национальные интересы еврейского народа.

От внешних дел их беседа переходит к делам внутренним. Израиль говорит о консолидации политических сил в Бейт Альфа и в других кибуцах “Ашомер Ацаир”, она же довольна тем, что большинство лидеров кибуца Зореа – вне политики, не считая отдельных социалистов, таких, как Герман Герсон. Ведь большинство кибуцников выросло в Германии, воспитываясь в духе умеренных сионистов. Цель их была – изменить мир трудом. Наоми обжилась в атмосфере этого кибуца, в обществе, где большинство любит читать книги и слушает классическую музыку.

Долгие часы, которые она проводит в Бейт Альфа, открывают ей мир своего друга. Он черпает душевные силы от поколения своих учеников. До сих пор они собираются вокруг него, получая поддержку от его нестандартного подхода к окостеневшим идеям, его сопротивления конформизму, господствующему в кибуцах. В их мышлении проявляются первые признаки раскованности мысли, отметающей запрет на собственное мнение и право их выражать публично, на право – быть интеллектуально свободным в поисках истины.

Огорчает Израиля то, что его поколение не в силах отказаться от устаревших ценностей, замкнуто, нетерпеливо. Оно не подпускает молодежь к принятию решений.

“Прислушивайтесь к собственному сердцу, боритесь за неотъемлемое право на образование и приобретении профессии”, – говорит он им, и они чувствуют правоту его слов.

Здравствуй, Наоми,

Я продолжал нашу беседу и после твоего отъезда. Ты воистину мой душевный собеседник. Думаю, ничего в этом плохого, что я беседую с тобой в твое отсутствие.

Я размышлял над сложностями, которые возникли у тебя в работе над большим твоим повествованием. Ты сказала: “Получился у меня философский трактат вместо описания любви”.

Не знаю, что ты написала, но истина в том, что всякая проблема любви в литературе и есть социологическая и философская проблема.

Тема любви вечна. Тяга двух людей к единению души и тела сексуально заложена во все живое. И в то же время – в человеческом обществе – с момента возникновения семьи – любовь стала основой этой простейшей ячейки, на которой и основано это общество. Два человека со своими потомками – и есть эта первоначальная ячейка.