Королева в тени

Я стояла между матерью и дядей, чувствуя на себе всю тяжесть их совместного отвращения. Что ж, сейчас на сострадание рассчитывать не приходилось. Впрочем, я и не ждала его от них. Мой выбор в тот день, мой собственный выбор, потому что Томас не подбивал меня ни на что такое, чего я не хотела бы сама всем своим сердцем, балансировал на шаткой грани между пристойностью и скандальной непристойностью. Я всегда знала, какие ожидания связываются со мной, и всегда отметала это в сторону. Сознательно. С искренней радостью и удовольствием.

Но в этих четырех стенах радости не было и следа. Не видела я радости и в своем будущем, ближайшем или отдаленном. Ну что ж, я сделала это. И пути назад уже нет.

И я ровным голосом возразила, упирая на единственный факт в этом сложном хитросплетении обстоятельств, в котором была абсолютно уверена:

– Томас Холланд не соблазнял меня, сэр.

Это не так уж и трудно, решила я, чувствуя прилив храбрости. Спина моя выпрямилась, как валлийская стрела, подбородок гордо поднялся, руки свободно опустились по бокам. Я была из династии Плантагенетов, в моих жилах текла королевская кровь, и моему дяде меня не запугать. Под его гневом я не стану растекаться дрожащей лужицей раскаяния и сожалений. Королева Филиппа приложила немало сил, чтобы привить мне свою мягкость хотя бы частично, но безуспешно. Это было против моей натуры. И сейчас я призвала на помощь весь свой бунтарский дух, несмотря на то что поклялась себе держать свой непростой нрав на коротком поводке.

– Этого не может быть, он должен был это сделать. – Мой дядя отмел мое спокойное суждение, резко рубанув рукой воздух. – Это должно было произойти против твоей воли, потому что, видит Бог, иначе это полностью идет вразрез со всеми моральными устоями твоего воспитания.

– Это было совсем не против моей воли. Я сама этого хотела. Мы оба хотели.

– Тебя растили не для того, чтобы ты стала шлюхой, Джоанна.

Губы его брезгливо скривились, и на моих щеках от унижения проступил густой румянец.

– Я не шлюха.

– Ты обручилась с человеком без роду без племени, да к тому же еще не получив на то разрешения. Как можно быть такой опрометчивой и легкомысленной?

От этих слов все мои благие намерения держаться скоропостижно скончались. Мгновенная вспышка ярости за то унижение, когда он назвал меня шлюхой, подтолкнула меня к немедленной и неуместной мести.

– Я не первая в нашей семье, кто выходит замуж без разрешения, сэр.

Моя мать застыла как изваяние, а дядя пришел в бешенство. Видимо, это был день особых пауз с красноречивым взрывоопасным молчанием. Чувствуя за собой справедливость, я не стала дожидаться их реакции и продолжила атаку, обратившись сначала к матери:

– Вы сами, мадам, вышли замуж за моего отца, не получив на то разрешения его брата, короля. И королю, насколько я слышала, это очень не понравилось. А вы, сэр, – перевела я взгляд на своего дядю, – женились на Бланш Ланкастерской без разрешения ее отца. В свете этих малопристойных поступков не вам упрекать меня в том, что я сделала то же самое, что и вы сами.

Вероятно, это было не самое мудрое из моих решений – дразнить двух разъяренных львов в их логове. Но ведь все это было правдой. Оба этих брачных союза были заключены далеко не так, как следовало бы. И оба подвергались осуждению из-за того, что роду Уэйков не хватало для их заключения знатности происхождения.

Но в моих доводах было слабое место, и дядя тут же использовал его.

– Не нам тебя судить? Муж твоей матери был сыном короля. А моя жена была дочерью графа. Мы-то сделали хороший и правильный выбор. И обручились очень удачно. А человек, с которым связала себя ты, даже не стоит нашего рассмотрения. Так что твои аргументы не выдерживают критики, Джоанна.

– Зато меня, по крайней мере, нельзя упрекнуть в завышенных высокомерных амбициях, сэр. Я вышла за Томаса Холланда благодаря его личным качествам. Говорят, что вы и моя мать, вступая в брак, думали только о достижении превосходства. Меня же хотя бы нельзя винить в самовозвеличивании.

На миг мне показалось, что он сейчас ударит меня, но я не отступила. И тут, подняв брошенную мною перчатку и приняв вызов, на поле боя выступила моя мать.

– Оставь нас, Том.

– Не раньше, чем мы вобьем в голову твоей дочери хоть немного здравого смысла.

– Если и вбивать в нее здравый смысл, то не тебе. А теперь иди и предоставь это мне.

Обиженный, он удалился грубо и неучтиво. Как только дверь за ним с грохотом захлопнулась, атака на меня возобновилась. Каждое свое гневное слово мать произносила очень громко и отчетливо.