Королева вампиров

«Пальцы, — задыхаясь, думаю я, — мне нужно что-то сделать с ними». И хотя мои мышцы слабы, как веревочки, мне удается поднять руку к талии, зажать ладонью ложку и вытянуть ее из-за пояса. Когда я проверяю острие большим пальцем, Влад внезапно резко дергает меня за плечо, и я чувствую, что порезалась — и это при том, что у меня сейчас не так много лишней крови. Он не отрывается от моей шеи, урча и хрюкая, как поросенок, и хотя мой разум сейчас напоминает воздушный шарик, улетевший от своего владельца, мне хочется посмеяться над тем, что он утратил свои благовоспитанные манеры; сейчас он безумен как никогда. Медленно и осторожно я просовываю обломок ложки между нами. Я знаю, что у меня будет один шанс, всего один шанс, и я даже не могу позволить себе прицелиться.

Небо начинает терять свой цвет, и на секунду все передо мной становится серым. «Нет. Нет, еще рано». Еще немного, и Влад откинет назад голову с залитым кровью ртом и предложит мне укусить его, и я соглашусь, потому что единственная альтернатива — это умереть и позволить ему свободно царствовать над миром, который я покину. «Один удар, — говорю я себе. — Один удар, и ты сможешь пойти спать». Закрыв глаза, я делаю судорожный вдох и мысленно направляю всю энергию своего тела в руку, в пальцы, в оружие у меня в руках.

Я ударяю... и чувствую, как поддается его плоть. Но вслед за этим не происходит ничего.

«Я промахнулась, — думаю я, — я промахнулась». Единственное, на что остается надеяться — это то, что вампиры не могут жить без печени. Но Влад вдруг начинает задыхаться. Его клыки проникают все глубже и глубже с каждым вздохом, пока наконец он не откидывает голову и не смотрит мне в глаза. Кровь капает с уголков его рта, искривленного в гротескном ужасе. А затем все становится серым, серым навечно. Серая мгла опускается на меня, засыпая меня пеплом, и я чувствую, как начинает жечь у меня в глазах и как кожа горит нестерпимым зудом.

— Вот, — говорю я Девону и Эшли, невозмутимо стоящим рядом. И тут подо мной подгибаются ноги. Я смотрю на сказочное розовое небо и думаю, что никогда в жизни не чувствовала себя такой слабой. Даже тогда, когда меня заставляли бегать. «Стоп, я что, способна на серьезные мысли?» — вдруг проносится у меня в голове. У меня опускаются ресницы, и я слушаю, как замедляется биение моего сердца, пока между ударами не проходит, кажется, целая вечность. Я начинаю слышать голоса, целый калейдоскоп знакомых голосов. Мой папа. Марси. Виолетта. Невилл. Последнее удивляет меня, потому что, пока с ними все было хорошо, мы, кажется, никогда близко не общались. И Джеймс. Джеймс. Мне кажется, что я улыбаюсь. Я хочу улыбаться.

Земля подо мной раздается, становясь податливой и мягкой. Она превращается в перину, с которой я не хочу вставать никогда, и чем глубже я погружаюсь, тем меньше укусов холода я ощущаю на пальцах рук и ног. Наверное, мне на лицо все еще капает дождь, но я его не чувствую. Я вообще не уверена сейчас, есть ли у меня еще нос или губы. Я мистер Картошка без лица. Не поймите меня неправильно, он чувствует себя отлично. Я ощущаю мягкость, я ощущаю умиротворение, я ощущаю...

Хлоп!

Как грохот грома, раздающийся немного погодя после вспышки молнии, я сначала слышу звук и только потом, словно на тысячу лет позже, чувствую удар. Нарастает монотонный гул, похожий на многократно повторяющуюся песню экзотической птицы. Гул становится громче, приобретает очертания. «Нет-нет-нет-нет-нет», а затем гортанное «Боже-же-же-же». Надо было больше интересоваться птицами... Тогда я смогла бы на специальном птичьем языке приказать ей заткнуться, а потом снова заснуть.

— Софи! Софи! Боже, — восклицает голос, и я осознаю, что звук превратился в мое имя, в маленькую часть меня. — Софи!

Последний возглас сопровождается слабыми похлопываниями чего-то похожего на пальцы по моим плечам и щекам. Я моргаю, и даже это причиняет мне боль. Мне хочется почувствовать свои щеки, чтобы убедиться, что они не разошлись по швам.

Голос снова взволнованно произносит мое имя.

— Ты должна выпить это! — говорит он.

«Зачем?» — думаю я.

— Потому что я хочу, чтобы ты осталась жива, — настаивает голос. — Пей. Пожалуйста. — Последнее слово сопровождается ощущением чего-то мокрого, текущего в мой рот. «О боже, ну ладно», — думаю я, открывая рот и позволяя затечь туда чему-то, похожему по вкусу на сироп. Сверху кто-то с облегчением вздыхает, и я, глотая жидкость, словно тону в ней целиком. Я настоящий профессионал по этой части: в детстве я часто стояла под дождем и пыталась поймать ртом как можно больше капель, и именно это я и делаю сейчас, с той только разницей, что теперь на меня обрушивается целый ливень и я теряю счет каплям. Я знаю только, что с каждой секундой я снова начинаю чувствовать свои пальцы, свои ноги. Я чувствую себя сильнее. Я снова чувствую, что у меня есть нос. Я чувствую, что у меня есть два носа. Пять носов.

Вновь почувствовав свои глаза, я открываю их. Я вижу Джеймса, склонившегося надо мной, всего с одним носом. Но с четырьмя глазами — нет, стоп, с двумя.