Королева великого времени

— Я часто смотрел на других ребят в нашей семинарии и думал: что у нас общего? Можно предположить, что это любовь к Богу, желание служить Ему, но это не так. Единственное, что было у нас общим, — некая отстраненность. Нам всем нравилось одиночество. Я оправдывал эту черту в себе тем, что рано потерял мать и она не успела научить меня, как жить с людьми, как выстраивать отношения с ними. Не знаю, как другие ребята — у них, наверное, были свои причины, — но все мы выбрали жизнь, в которой не может быть личных связей с людьми, не может быть тепла.

— И как тебе такая жизнь?

— Трудно сказать, ведь другой я не знал.

Ренато провожает меня до дома моего дяди. Наверное, в пятьдесят первая любовь нужна только для того, чтобы ты могла вспомнить, какой была когда-то. Может быть, первая любовь нужна для того, чтобы показать лучшую часть тебя самой, показать, какие решения ты принимала, когда не беспокоилась о последствиях. Может быть, первая любовь нужна для того, чтобы придать тебе храбрости в трудную минуту, придать тебе смелости отстаивать свои чувства и не сдаваться перед лицом одиночества. Держа Ренато за руку, я думаю о том, что мы придали друг другу мужества. К дому мы подходим уже поздно, когда все спят.

— Спасибо, — говорит мне Ренато.

Он все еще такой же красивый, как в молодости. Впрочем, я бы предпочла, чтобы сейчас он не был таким красавцем. В молодости старость кажется далекой, а когда она наконец приходит, ты не можешь в это поверить. Но на самом деле мы не сильно изменились. Я по-прежнему пытаюсь не влюбиться в него, а Ренато-священник так же уклончив, как Ренато-поэт.

— Ты так и не объяснил мне... — начала я и замолчала.

— Чего? — спрашивает он, пытаясь заглянуть мне в глаза.

— Почему ты меня бросил.

Ренато стоит молча, глядя в сторону, потом говорит:

— Я боялся. — Он все еще не смотрит на меня. — Я бросил тебя, потому что боялся, что ты бросишь меня.

Он поворачивается и уходит. Мне хочется задержать его, но я отказываюсь от этой мысли. Теперь, узнав Ренато, я поняла, что он мне не нужен. Он принадлежит своему миру, где привык делать то, что ему нравится. А мне придется привыкать жить одной, и никто мне не поможет в этой моей новой жизни.

Селеста вонзает ногти в мою руку. Остаются маленькие розовые полумесяцы.

— Тужься, дочка, тужься!

Моя Селеста рожает в больнице в Истоне. Это будет ее первый ребенок. Джованни ждет в коридоре, вместе с другими отцами. Я примчалась к ней, как только узнала, что у нее начались схватки. Дочь хватает меня за руку и просит:

— Не уходи.

Доктор недоволен, что я осталась. Но если я нужна своей дочери, я никому не позволю помешать мне быть с ней. Ни одна женщина не должна быть в такую минуту одна, и лучше всего, если с ней рядом будет ее мать.

— Я тут, доченька. Я тебя не брошу.

Роды длятся час, потом наконец Селеста вскрикивает, и ребенок показывается.

— Девочка! — кричу я.

Медсестра забирает ребенка.

— Как она? — спрашивает Селеста.

— Замечательно. Просто чудо!

Я держу ее за руку и вытираю ей лоб влажной тряпочкой. На секунду вспоминаю роды Ассунты и ее страшную смерть. Медсестра передает ребенка Селесте. Селеста держит свою девочку и плачет.

— Она такая красивая, правда, мама?

— Вся в тебя. Ты была точно такая же.

— Я назову ее Франческа. В честь папы.

Я тоже начинаю плакать. Селеста смотрит на меня.

— Я люблю тебя, Селеста.

— Я тоже тебя люблю, мама, — шепчет она. — И тебя, Франческа.

Кто знал, что рождение моей внучки даст мне веру, которой я никогда не понимала и которой у меня никогда не было? Я не уверовала после рождения своей дочери, но один взгляд на лицо внучки пробудил во мне веру. Может быть, это потому, что она является частью меня, но не забирала у меня силы. Вера проявляется в том, что ты принимаешь жизнь такой, какая она есть, и знаешь, что мы все живем вечно.

Я иду по Гарибальди-авеню к ресторану «Мэри Берт» и вижу, что город совсем не изменился со времен моего детства. Наш Розето остается итальянским городом. Церковь Богородицы на Маунт-Кармель по-прежнему возвышается на холме, похожая на замок. Школы по соседству заставляют наш город казаться молодым.

— Я тут, тетя!

Моя племянница Ассунта машет мне. Я подхожу, она целует меня, и мы усаживаемся.

— Ну, расскажи, какую задумала свадьбу?

— Понимаю, что это слишком романтично, но я хочу, чтобы Франческа несла шлейф моего платья. Я хочу, чтобы меня сопровождала только она, — говорит мне Ассунта, когда нам принесли кофе. — Ужас! Мне сорок один, и я выхожу замуж. Просто неприлично.

— Ну что ты! Не стесняйся. Ты заслуживаешь красивой свадьбы: с фатой, морем цветов. И поверь своей тетушке, которой пятьдесят шесть: сорок один — это еще не возраст.

Ассунта заливается хохотом:

— Кто виноват, что Микаэло одиннадцать лет собирался с духом, чтобы сделать мне предложение. Школьные учителя, не исключая и меня, обычно тугодумы.

— Но в итоге все получилось хорошо.

— Простите, что опоздала.

К нам подходит Елена. Моя сестра за последние годы располнела, но осталась такой же милой.

— Ты уже рассказала Нелле про отель «Вифлеем»?