Стояла глубокая ночь. Раб положил в очаг большие поленья, которые должны были гореть до утра, и ушел на свою соломенную подстилку. Люди Арнфинна улеглись на скамьях или на полу. Сам Арнфинн забрался в единственную закрытую кровать. Он уже успел напиться допьяна и не подумал о том, чтобы переодеться. Рагнхильд осмотрелась и не увидела никакого места, где она могла бы укрыться от глаз спутников. Она терпеть не могла спать в том же платье, какое носила весь день и должна была носить назавтра. Она повесила плащ на колышек и влезла на кровать к мужу. Он молча навалился на нее, подергался немного, а затем отвернулся и захрапел. Женщина лежала в полной темноте, пропитанной зловонием, и ждала.
Христос, или Фрейя, которая была также богиней смерти, или кто-то, или что-то еще, сделайте так, чтобы это было в последний раз.
У нее не было иного способа следить за временем, как только много раз шептать про себя «Ave» и «Paternoster», которым ее научили в Йорке. Полутора сотен раз должно было хватить. Беззвучно произнеся последний «аминь», Рагнхильд села на шуршащем матраце, отодвинула полог в сторону и почувствовала, как ее неровное дыхание и сердцебиение успокоились. Ей на мгновение показалось, будто она стояла в стороне и с интересом наблюдала за своими поступками.
Запахи спящих тел смешивались с чуть горьковатым дымом. Отовсюду доносился храп или сонное дыхание. После полной темноты под пологом кровати Рагнхильд легко находила путь при свете тлевших в очаге угольев. Глиняный пол под ногами был холодным. Она нащупала свои башмаки, обулась, накинула на плечи плащ, осторожно ступая, прокралась между спящими к двери, немного, лишь настолько, чтобы проскользнуть, приоткрыла ее и медленно, беззвучно, затворила за собой.
На улице поскуливал ветер. Кривой полумесяц безнадежно пытался вырваться из-за разлохмаченных туч. Смутно поблескивала протекавшая поблизости река. Вокруг не было заметно никакого движения; мало кто решился бы попытаться застать врасплох столь многолюдный отряд. Если же кто-то из спутников хёвдинга не спал, то мог всего лишь бросить взгляд на жену хозяина, стоявшую на дорожке, ведущей к отхожему месту. Никто не посмел бы подойти близко. В конце концов, госпожа вполне могла оставить дверь нужника открытой, чтобы видеть, что делается на подворье ночью, а все, как слуги, так и дружинники ее мужа, успели узнать, насколько опасно рисковать оскорбить ее.
Впереди зачернелась лачуга. От нее отделилась тень. Хет низко согнулся перед Рагнхильд. Его лицо белело в темноте, а тени на нем напоминали бледные пятна на облаках в вышине; Рагнхильд слышала его неровное встревоженное дыхание.
— Твердо ли твое сердце? — не выжидая ни мгновения, спросила она. — У тебя есть нож?
— Да… да… — срывающимся шепотом ответил он, наполовину вынув клинок из ножен, которые держал в левой руке. Сталь тускло блеснула, и он тут же задвинул нож на место.
— Тогда иди, — приказала она. — Если будешь осторожен, то дверь не заскрипит. Все крепко спят. Будь внимателен, но не мешкай.
Раб был вооружен тяжелым и острым охотничьим ножом. Она украла его из вещей Арнфинна уже несколько недель назад и отдала Хету. Вчера перед отъездом он спрятал нож под рубаху. Раб до смерти боялся. Рагнхильд приложила много усилий, чтобы он наконец решился и готов был сделать то, что ей нужно.
Но Хет дрожал всем телом.
— Я никогда… это убийство… Боги не простят…
— Зато
Он послушно пошел к длинному дому, низко пригибаясь к земле, немного напоминая ласку, вышедшую на охоту. Рагнхильд не испытывала никакой потребности идти в нужник, но ей нужно было вести себя так, чтобы все выглядело как можно натуральнее. Даже не приподнимая юбки, она присела в зловонной будке и принялась вновь бормотать про себя молитвы. А часть ее разума пыталась отгадать, каким образом поступила бы ее мать, если бы ей понадобилось сделать нечто подобное.
Пора. Она вышла наружу, с удовольствием вдохнула чистый воздух и направилась к дому. Всем телом она ощущала ледяной тревожный озноб. Неужели ее надежда сбудется?
Дверь была закрыта. Или Хет перетрусил и так и не стал входить в дом, или же у него хватило ума закрыть ее за собой, когда он сбежал. Она широко раскрыла дверь и пошла вдоль зала.
А дойдя до закрытой пологом кровати, она закричала.
Люди повскакивали на ноги, пошатываясь спросонок. В полутьме они видели, что полог открыт. Кровь, казавшаяся черной в свете тлеющего очага, заливала матрац и стекала на пол. А под пологом лежал с широко разинутым ртом и раскрытыми остановившимися глазами Арнфинн Торфиннсон. Рана поперек его горла казалась вторым ртом.
Да, у Хета все получилось, подумала Рагнхильд. Следуя ее советам, он, должно быть, зажал рукой рот ее мужу, чтобы тот не смог закричать в агонии. А потом ушел так же бесшумно, как и пришел. И все же она заметила влажные следы его ног.