Гуннхильд стояла на дозорной башне со своими пятью младшими сыновьями, пока войско не скрылось из виду. Харальд смотрел ему вслед негодующим взглядом; настроение у него было самое дурное. Он быстро рос, прекрасно проявлял себя в различных состязаниях и воинских играх. Мать считала его самым ярким из всех своих детей. Он требовал, чтобы его взяли на войну, однако и Эйрик, и воспитатель мальчика Аринбьёрн наотрез отказали. Ему придется подождать еще два-три года, сказали они. Гуннхильд ощутила затаенную радость. По крайней мере он избегнет той судьбы, которая подстерегла ее другого мальчика — Рёгнвальда. Пока еще избегнет. Его братья прокричали свои прощальные слова. Ветер разметал звуки. Гуннхильд разглядела двух воронов, выделявшихся черными пятнами на фоне неба, по которому над побуревшей землей и тускло поблескивающей рекой стремительно неслись рваные облака. Неужели они обладали предвидением? Тогда их собралось бы больше.
— Мы победим, мы победим! — тонким голоском кричал маленький Сигурд.
Это вполне возможно, думала Гуннхильд. Ведь она провожала не какую-то толпу бестолковых мужиков. Эйрик ехал впереди, Гамли справа, а Гутхорм слева от него. Далее двигался Аринбьёрн со сторожевой дружиной и своими собственными воинами. Они быстро шагали, ни на минуту не нарушая ровного строя. Следом ехали йоркская знать и их воины, вооруженные почти также хорошо, как и королевские. Воины в броне образовывали живые стены по сторонам толпы землепашцев и пастухов. В случае столкновения эти закаленные бойцы помогут ополченцам сплотиться. Копья над войском чуть покачивались, будто колеблемые ветром. Их острия блистали вокруг ярких знамен, развеваемых ветром.
Победа должна была достаться Эйрику. Она не поверит ни во что другое.
И все же придет день, когда она будет напрасно ждать его.
Могла ли она хоть чем-нибудь помочь ему? Например, испепелить англичан молнией или погубить Эдреда проклятием. Но она не смела даже попробовать, какие из чар остались доступными ее силам. Она должна была быть на страже, следить за всем — королева, блюдущая крепость своего властелина. Из всего, что Гуннхильд могла предложить ему, была лишь память о последней ночи, а она вышла совсем не такой, о какой мечтала Гуннхильд. Ему необходимо было как следует выспаться.
На северо-западе из-за окоема показался дым; ветер разносил его вширь. Да, там что-то горело. Это, вероятно, был Райпон, город, находившийся за двадцать с небольшим миль вверх по течению. Эдред уничтожал его. Эйрик должен был встретиться с английским королем как раз в тех местах, сегодня поздно вечером или завтра рано утром.
— Что ж, — обратилась она к детям, — давайте спустимся вниз.
Им пришлось пережить в неведении первую ночь и весь следующий день. И просто прекрасно, что она все время была занята различными делами. Только это и помогало ей сохранять спокойствие.
Эйрик возвратился на следующий вечер. Сначала примчался гонец с невнятным рассказом о сражении, о большой резне, о том, что англичане отброшены. Гуннхильд сразу поняла, что истинной победы одержать не удалось. А Эйрик подтвердил ее мнение, когда вернулся со своим отрядом, который изрядно поредел. Многие из уцелевших воинов брели с трудом, страдая от тяжких ран. Королева знала, как часто такие раны приводят к смертельным болезням.
В отрядах Гамли и Гутхорма потери оказались несколько меньше, но сыновья говорили об этом так, чтобы не показалось, будто они хвастаются. Их отец получил несколько серьезных ушибов, но, как всегда, не обращал на них никакого внимания. Однако лицо его казалось изможденным, и говорил он усталым голосом.
— Мы атаковали и стреляли из луков, отходили и снова атаковали, пока они не отступили. Но они отступили в полном порядке, а потери у нас почти так же велики, как и у них. В довершение всего я не могу больше кормить ополчение. Его придется распустить по домам.
Когда же Даг, королевский скальд, сказал, что у него готова поэма в честь последней битвы — в его голосе явственно слышалась ревность к творению Эгиля, — Эйрик ответил ему с кривой усмешкой:
— Пока что повремени с этим. Мне нужно сейчас подумать о слишком многом.
Когда же они с Гуннхильд наконец-то остались наедине, он, как всегда спокойно, сказал ей:
— Лучше всего для нас будет, если мы начнем потихоньку готовить свои корабли.
В полумраке помещения Гуннхильд представились тоскливые Оркнеи.
— Ты считаешь, что нам придется уйти отсюда?
И снова в его голосе послышалось шипение меча, который вынимают из ножен:
— Пока что никто этого точно не знает. Но если это случится, Англия пожалеет об этом.
Сталь высекла искру.
— И не может быть того, чтобы мы ушли навсегда. — Гуннхильд почувствовала, что в ней вспыхнул огонь, и крепко обняла мужа.
А удар не заставил себя ждать. К Эйрику, рядом с которым на возвышении сидела Гуннхильд, лично явились чуть ли не все знатные люди Йоркской Нортумбрии. Некоторые сражались вместе с ним; другие были слишком стары, но все еще оставались достойными и почитаемыми. Один из них, избранный для разговора с королем, выступил вперед.