Королева Виктория

А спустя полтора месяца умер Пальмерстон, умер за своим рабочим столом в Брокете, имении, которое завещал ему его шурин лорд Мельбурн. Ужасный Pilgersteinдоставил массу страданий Альберту, но Виктория изменила свое отношение к нему во время болезни принца. «Странно думать, что этого человека, такого сильного, такого решительного, с такими ненасытными амбициями, больше нет с нами», — написала она в качестве краткого надгробного слова. А еще через месяц настал черед дядюшки Леопольда. Алиса, утешая мать, изрекла: «Теперь ты стала главой всей нашей семьи».

Глава 17

Но в свои сорок шесть лет Виктория в первую очередь была вдовой, а потом уже королевой. Ни депеши, ни меморандумы, ни декреты, которые скапливались на ее письменном столе, ни появление на свет ее внуков, ни даже та борьба, что она вела против своих министров посредством сфабрикованных ее врачами бюллетеней, не могли вырвать ее из депрессии. Черное платье с трудом камуфлировало ее отяжелевшую фигуру зрелой матроны. Она смотрела на мир затуманенным слезами взглядом, который никто не осмеливался выдерживать. Порой у нее совсем не было сил, чтобы жить, но при этом с лихвой хватало энергии, чтобы требовать исполнения своих малейших капризов. Все боялись ее.

А саму ее страшило надвигавшееся одиночество. Она упорно пыталась удержать рядом с собой своих дочерей. Одна, хотя бы одна из них должна была навсегда остаться при ней, в ее тени, чтобы угождать ей, развлекать ее и поддерживать в ее безграничном горе. Такова была ее воля. «Как и мусульмане, я считаю, что долг перед родителями превыше всего остального», — напишет она Вики.

Во время своего пребывания в Кобурге она познакомилась с женихом Ленхен. Беседа с ним вселила в нее надежду. Кристиан выглядел безумно влюбленным, а главное, был счастлив перебраться в Англию. Будучи братом Фрица Гольштейнского, несчастного претендента на трон захваченных Пруссией герцогств, Кристиан лишился собственной резиденции, нашел временный приют в Силезии и не рассчитывал на то, что Бисмарк даст ему какую-нибудь должность в армии. Официальное сообщение об их помолвке было сделано в Шотландии. Молодым нашли жилище — Фрогмор-хаус, бывшую резиденцию герцогини Кентской. Ленхен будет жить в двух шагах от матери. Итак, она застраховалась от одиночества, но не от непомерных расходов!

Виктория сложила оружие и покорилась необходимости появиться на публике, чтобы открыть очередную парламентскую сессию. На эту жертву она пошла исключительно из меркантильных соображений. А как иначе она могла заставить парламент проголосовать за выделение приданого Ленхен?

22 января 1866 года королева писала своему новому премьер-министру лорду Расселу: «Королева должна признаться, что с огромной горечью отметила недостаток великодушия у тех, кто требует ее присутствия на открытии парламентской сессии. Она прекрасно понимает желание публики видеть ее и не имеет ни малейшего намерения прятаться; но чтобы это желание было настолько рьяным, настолько жестоким, чтобы оно доходило до того, чтобы жадно наслаждаться лицезрением несчастной вдовы с разбитым сердцем и истрепанными нервами, которую насильно вытянули ОДНУ, ПРИ ПОЛНОМ ПАРАДЕ и при этом в глубоком трауре, вытянули словно какое-то диковинное существо в то самое место, где она обычно появлялась в сопровождении супруга, чтобы беззастенчиво разглядывать ее, вот этого она никак не может понять и не желает этого даже своему смертельному врагу».

6 февраля она приехала из Виндзора в Лондон и была так взвинчена и напряжена, что едва притронулась к обеду, который ей подали в Букингемском дворце. Она отказалась от парадного экипажа и села в обычную карету, в которой, несмотря на ледяной ветер, приказала опустить окна, чтобы толпа могла видеть ее. Ее неизменная вдовья головная накидка была спереди отделана бриллиантами, а поверх нее она надела маленькую корону, украшенную бриллиантами и сапфирами. Приветственные крики, которые она теперь должна была принимать одна, без Альберта, вызвали у нее слезы. Сидевшие напротив нее Ленхен и Луиза сильно волновались и не спускали с нее глаз: «Они оказали мне огромную помощь и поддержку. Они прекрасно понимали, что я испытывала».

Огромный готический зал Вестминстера, в котором собрались члены обеих палат парламента, походил на выставку всех видов военной формы. Народу туда набилось столько, что даже на балконах не было свободных мест. Абсолютная тишина установилась в зале сразу же, как только Виктория заняла свое место на троне с наброшенной на него парадной королевской мантией, которую она отказалась надеть. На нее было устремлено столько взглядов, что она чуть было не лишилась чувств. Прочесть тронную речь, как она читала ее в восемнадцать лет своим чудесным мелодичным голоском, сегодня было выше ее сил. Вместо нее это проделал лорд-канцлер. А она сидела неподвижно, устремив глаза в одну точку, словно разворачивающееся вокруг нее действо совсем ее не касалось. На самом же деле она просто боялась шевельнуться, чтобы не упасть в обморок.