Королева Виктория

Чарльз Грей не хотел оказывать на королеву слишком большое давление, так как знал, что ничего хорошего из этого не получится. Она просто еще больше замкнется в себе и вообще перестанет реагировать на внешний мир. А если при этом апеллировать к ее общественному долгу и государственным обязанностям, то она непременно обратится к своим врачам и найдет благовидный предлог для отказа. Уильяма Дженнера, личного врача королевы, которого она произвела в 1868 г. в рыцарское звание, много критиковали за то, что он не предоставляет кабинету министров более точного и ясного отчета о состоянии здоровья своей пациентки. А когда лорд Галифакс, исполнявший обязанности лорда — хранителя печати, стал напирать на него по этому поводу, Дженнер без колебаний выразил свой протест. «Как я могу так поступить? — говорил он. — Неужели вы не понимаете, что лучше сослаться на ее нездоровье и сказать, что королева не может выполнить какие-то обязанности, тем более что отчасти это правда, чем сказать, что она вообще не хочет этого делать?» Разумеется, для всех было бы намного лучше согласиться с ее собственным диагнозом, чем настаивать на своем и еще больше огорчать ее.

Лорд Галифакс, комментируя упрямство и нервозность королевы, стал поговаривать о каких-то «признаках невменяемости», однако ни у кого не было никаких серьезных оснований для беспокойства, поскольку при сходных обстоятельствах в прошлом королева всегда вела себя подобным образом. Поэтому не было нужды опасаться за ее психическое здоровье. И тем не менее королева строго приказала Дженнеру сообщить лорду Дерби, что «любое вмешательство в личные дела и попытки оторвать ее от привычного образа жизни неизбежно скажутся на душевном состоянии и могут привести к сумасшествию».

Уильям Дженнер согласился, что нервная система королевы представляет собой «некоторое помешательство», с которым практически невозможно справиться. Он понимал, что ее склонность к уединенному образу жизни и фактическому затворничеству является результатом чрезмерного «нервного напряжения». Дженнер неоднократно указывал, что она слишком много работает с государственными документами и постоянно следит за почтой, причем не только в королевском дворце, но и в своей летней резиденции в Балморале, где должна больше отдыхать и развлекаться, а не работать. Даже сама королева признавала, что должна «выезжать на свежий воздух по меньшей мере два раза в год». Сэр Теодор Мартин, шотландский писатель и биограф, неоднократно подтверждал, что королева слишком много времени уделяет своим бумагам. Однажды он растянул ногу, когда катался на коньках по льду острова Уайт, и королева сидела с ним долгими зимними вечерами и читала ему книги, «как будто была его заботливой матерью». Кроме того, Мартин находился при королеве в Осборне и видел, как много она занимается государственными бумагами, которые «доставлялись из Лондона два раза в день в двух огромных картонных коробках».

«С половины восьмого утра, — рассказывал он А. Дж. Манби, — и до начала первого ночи она постоянно находится в своей комнате и работает с документами. Небольшие перерывы она делает только для приема пищи, да еще полчаса отдыхает после ужина, когда кто-то читает ей любимые книги». Дженнер прекрасно понимал, что королева склонна переоценивать свою занятость и поэтому использует государственные дела в качестве предлога, чтобы уклониться от публичной деятельности. Так, например, королева жаловалась старшей дочери, что «слишком перегружена государственными делами» и не выносит «шума и волнения», которые являются неизбежными спутниками любой публичной активности.

При этом она признавала, что далеко не всегда «чувствует себя плохо». Именно поэтому генерал Грей часто называл королеву за глаза «королевской симулянткой», а лорд Кларендон ехидно подмечал, что королева нашла себе прекрасное оправдание «делать только то, что она хочет, и не делать того, чего не хочет».

Однако Дженнер был убежден, что за всеми истерическими припадками королевы кроется вполне реальное стрессовое состояние, которое создает у нее ощущение собственной болезни и к тому же дает возможность избегать надоедливых публичных выступлений. Даже самое обычное появление королевы на публике могло обострить ее душевное состояние и привести к усилению нагрузки на ее нервную систему, и без того изрядно потрепанную тяжелыми переживаниями последнего времени. Иначе говоря, чрезмерная перегруженность королевы рутинной работой могла привести действительно к «серьезному нервному срыву», справиться с которым было бы очень трудно. Дженнер просил не забывать о том, что королева Виктория — всего лишь бедная слабая женщина, убитая горем невосполнимой утраты, обладающая от рождения слабой нервной системой и находящаяся под постоянным давлением безотлагательных государственных дел. Она просто физически не может выполнять все возложенные на нее публичные обязанности и не получает от своих министров никакой защиты, хотя и считает себя вправе рассчитывать на нее.