Королева Виктория

— Речь о разводе идет не из-за принца. Здесь замешан лорд Блэндфорд. Пока Эйлсфорд был в Индии, леди Эйлсфорд жила с Блэндфордом. Об этом стало известно Эйлсфорду, и он поспешил домой — вопреки желаниям принца, которому нравится его общество. Принц с презрением отозвался о Блэндфорде, и некоторые его высказывания дошли до сведения младшего брата Блэндфорда — лорда Рэндольфа Черчилля.

— Он мне никогда не нравился.

— Вспыльчивый молодой человек. Он разъярился, когда брат его, по его словам, был оклеветан. Особенно…

— Что особенно? — продолжала настаивать я.

— Особенно принцем. Он припомнил дело Мордонтов и…

— И другие скандалы. Вы должны сказать мне правду, мистер Дизраэли.

— Разумеется, мэм. Ваше величество слишком проницательны, а ситуация слишком деликатная, чтобы выбирать выражения. Дело в том, что Черчилль требует, чтобы дело о разводе прекратили. Это оголтелый идиот, лишенный всякой выдержки и такта. Он хочет, чтобы принц помешал разводу, используя свое влияние на Эйлсфорда.

— Но для чего втягивать в это принца?

— Черчилля разозлило то, что принц сказал про его брата. Он говорил, что задета честь семьи. Это порывистый, необузданный молодой человек, способный в пылу гнева на любую глупость; такие люди способны причинить большой вред. Он уже добивался аудиенции у принцессы Уэльской.

— Не может быть! О моя бедная Александра! Мало ей того, что она знает о… проделках принца, но чтобы втянуть ее еще и в эту историю!

— Это было глупо, но ведь Черчилль сам глуп.

— Но зачем обращаться к принцессе?

— Он хочет, чтобы она внушила принцу, что он должен воспрепятствовать разводу Эйлсфордов.

— Но почему принц должен это сделать?

— Мэм, Черчилль утверждает, что принц переписывался с леди Эйлсфорд. Когда Эйлсфорд стал угрожать разводом, она отдала письма принца Блэндфорду. Теперь они у Черчилля, и, если Эйлсфорд начнет дело о разводе, письма принца будут переданы в газеты.

— Это ужасно.

— Боюсь, что это довольно неприятно.

— Это напоминает мне дядю Георга. У него всегда были проблемы с женщинами, как доказательство его виновности частенько использовались его письма.

— Быть может, письма принца совершенно невинного содержания? Я беспомощно смотрела на него.

— Но Черчилль утверждает, что, если эти письма будут опубликованы, принцу никогда не видеть трона.

От волнения силы стали покидать меня. Если бы только был жив Альберт. Он бы знал, что делать. Но как бы он был несчастлив! Наверно, мне следует радоваться, что ему не приходится выносить все это.

Какая неприятная ситуация! Черчилль будет настаивать на своем. Мне он никогда не нравился. Я не принимала при дворе ни его, ни его жену — американку.

Я знала, что возмущаться бесполезно. Я знала также, что, будь Берти вовсе к этому непричастен — а в это мне верилось с трудом, — в глазах прессы и публики он будет выглядеть виновным, что было так же скверно, как если бы он действительно был виноват.

Какие дураки эти молодые люди, которые пишут женщинам письма, — казалось бы, им следовало извлечь урок из других примеров, но они никак не могли этого постичь.

Я была рада, что в этот неприятный для меня момент Дизраэли был рядом. Я чувствовала, что, если кто-то и мог выручить нас из этой скандальной ситуации, это мог быть только он.

— Вы предоставите это дело мне, мэм? — спросил он.

— Охотно, мой друг, — отвечала я.

Как он был умен! Он неустанно трудился для моего блага. Он сказал мне, что обратился с этим делом к лорду Хардвику и объяснил ему опасность ситуации. Лорд Хардвик его понял и обещал сделать все, что сможет. Вместе они убедили лорда Эйлсфорда прекратить дело, и к тому времени, когда вернулся Берти, все было улажено.

Но, как и предполагал Дизраэли, стали распространяться слухи, так что Черчиллю было предложено принести принцу извинения. Сначала он отказался, но, когда его семья и друзья убедили его, что в противном случае его репутация при дворе погибнет, он согласился. Берти принял его извинения, но лорд и леди Рэндольф сочли за благо отправиться путешествовать за границей на некоторое время. А Берти поклялся, что никогда не примет его.

Таким образом еще одной неприглядной истории был положен конец. Милый, умный Дизраэли!

Он был таким блестящим государственным деятелем. Его политика в Индии привела к тому, чего он так жаждал. Я стала императрицей Индии. Как он был горд этим! Конечно, оппозиция изо всех сил старалась этому помешать; Дизраэли пришлось пойти на компромисс, заверив оппозицию, что этот титул будет употребляться, только когда речь будет идти об Индии.

Я очень беспокоилась о нем и настояла на том, чтобы сделать его пэром, так что он стал лордом Биконсфилдом.

Он убедил меня больше появляться на публике, и мне это было очень приятно. Я посетила концерт в Альберт-холле и Мемориал — такое искусно сделанное сооружение с позолоченной фигурой Альберта в центре.