Королева воздушного замка [СИ]

— Чего они хотят? — Шантия на всякий случай оттянула от окна брата. Подобных сборищ она не видела никогда прежде. Нет, вспоминалось волей-неволей собрание всех родов на святой земле — но и там не кричали, не толкались, не отпихивали впереди стоящих, чтобы только оказаться ближе к Незрячей: все стояли в молчании. Здесь же… совсем по-другому. Люди больше похожи на акул, кружащихся близ куска сырого мяса.

Шантия задёрнула штору. Весь мир мигом сжался до крохотной повозки, и неважно, что там, снаружи. Понимать бы ещё, что кричат люди! Изначальный язык в их устах слишком сильно искажён; в нём слишком много неизвестных слов. Проще не вслушиваться, чем разбирать: пожелания счастья несутся вслед или проклятия.

Но почему-то процессия остановилась, и в закрытый мирок ворвались прохлада и свет. Будущая невеста дракона на всякий случай укрыла собой притихшего брата: даже такое дитя, как он, знает, когда лучше молчать и не высовываться.

Уже знакомый старик-варвар криво улыбнулся и слегка склонил голову:

— Госпожа, выйдите.

— Зачем?.. — Шантия вжалась в стену. Чего доброго, сейчас воплотится другая сказка — страшная и жестокая, которую мама рассказывала лишь тогда, когда хотела припугнуть непослушных малышей. Сказка о слишком храбром глупом мальчишке, в которой никогда не было хорошего конца: он бросался к морским змеям, убеждённый, что ему не сделают ничего плохого. «Храбреца» тотчас же порвали на куски.

Старик ещё сильнее съёжился:

— Окажите милость! Уж очень всем на вас поглядеть охота. Так ждали! Вы же нам королева будете, как-никак. Не извольте беспокоиться: надолго не задержимся, заночуем разве только…

Принцесса, королева… Слова, произносимые с придыханием и, очевидно, много значащие для потомков великанов, для Шантии не значили ничего. Но живо представилось: вот она откажется, так кто станет спрашивать? Выволокут, как преступницу, к беснующейся толпе, швырнут оземь… На кус-ки. Она поднялась, стараясь не выдать страха. Всем известно: чудовище набросится лишь если ты его боишься.

Конечно, если оно не голодно. Или не обладает врождённой жаждой крови, от которой избавлены лишь благословленные Джиантаранрир.

— А ну тихо! — гаркнул седой варвар. — Принцесса идёт!

Крик не утонул в многочисленных возгласах, но разнёсся над ними, прогремел, как гром — и затих вместе с чужими голосами. Тихо. Так тихо, что кажется: не люди кругом, а призраки. Души, готовые уйти по дороге из лунного серебра, чтобы после вернуться в новой жизни по тропе Солнца…

Люди ждали.

Шантия крепче обняла брата. Наверное, сейчас самое время заговорить — заговорить так, чтобы даже варвары её поняли. Как назло, слова разбежались и спрятались в пожухлой траве — попробуй собери! Взгляд скользил по лицам, лицам незнакомым, непривычным и даже страшным. Потомки чудовищ посторонились, пропуская совсем маленькое существо — девочку в светлом платьице. Та опускала глаза, ёжилась, но упрямо приближалась на подгибающихся ногах к будущей королеве. Чего ждут люди?! Может, варвары так выказывают уважение — отдают в жертву самого беззащитного члена племени, и сейчас полагается наброситься на малышку, разорвать той зубами горло? Но вот девочка подошла вплотную, поклонилась и звенящим голоском протянула:

— Здравствуйте, госпожа! Для нас… ээ… для нас ваш визит — большая честь. Я буду вам прислуживать, пока… пока вы не покинете нашу деревню и не отправитесь дальше.

Шантия озадаченно моргнула, но не смогла не улыбнуться. И вслед за улыбкой будущей королевы послышались в толпе облегчённые вздохи. Этого они ждали? Спокойствия?.. Молчания?..

— Как тебя зовут?

Первые слова, нарушившие вновь воцарившуюся тишину.

— Л-Линетта, госпожа! — малышка ещё больше съёжилась. Неожиданно всё вокруг показалось безумно смешным — и маленькая Линетта, и сменяющие друг друга лица… Шантия засмеялась. Так вот на кого она со стороны похожа: трясётся, как лист на ветру. А ведь настоящая героиня должна быть сильной и смелой. Сумела бы Джиантаранрир поднять свой клинок на отца, не найдись в ней должного мужества? Даже если не чувствуешь в себе силы — она есть, просто так глубоко, что сложно до неё дотянуться.

Улыбаться, улыбаться, чтобы только люди не подумали дурного. Война закончится — неважно, какой ценой. Острова вряд ли заметят среди многих погибших одну ушедшую по воле Незрячей дочь.

На губах — смех; глубоко в сердце — страх. Смертный ужас, который не смыть ни дождю, ни фальшивой улыбке, ни пенной волне.

Путь надежды. Глава III