Королева. Выжить и не свихнуться

– Боже мой! Да поймите же вы, Поль – врач!.. Поверьте, он не будет смотреть на вас озабоченным взглядом. Вы знаете, что в восточных гаремах есть такие мужчины, которые совсем не мужчины… Представьте, что он из их числа. Представили? Не помогает?!

Она покачала головой. Что бы еще придумать? Я склонилась над ней и прошептала:

– Знаете, Поль Нонниус даже меня видел без одежды.

Эми смущенно улыбнулась. Затем кивнула, кусая губы:

– Я… Я это сделаю. Благодарю вас, ваше величество!

Я хмыкнула. За такое меня еще не благодарили!

– А теперь прощайте, леди Дадли! Я желаю вам примирения с мужем и скорейшего выздоровления. Сообщите, если надумаете присоединиться ко двору. Думаю, я найду вам место в своей свите.

Если сделать ее фрейлиной, это поможет держать в узде ее мужа. Да и мне будет проще свыкнуться с мыслью, что мы никогда не были и не будем вместе.

Наконец я вышла за дверь, позволив Роберту пройти вовнутрь. Позвала врача:

– Поль, вам придется еще раз осмотреть леди Дадли! Дело крайне деликатное. Кажется, у нее какая-то женская болезнь, которая, возможно, стала причиной бесплодия. К тому же, она вызывает боли. Правда, леди Дадли не подпускает к себе лекарей-мужчин, так что вам придется притвориться бесполым существом.

Он покачал головой, затем пообещал, что придумает что-нибудь. И ему придется что-то придумать, потому что до первой женщины, получившей высшее образование и ставшей врачом, мы с леди Дадли доживем, только если выпьем зелье бессмертия!

Глава 20

Ох уж эти дела судебные!..

Следующие две недели прошли под знаком Фемиды. Я присутствовала на нескольких судебных разбирательствах, сидела молча, с надменным и холодным лицом, стараясь не выдать своих эмоций, несмотря на то, что их было предостаточно. Нам удалось раскрыть заговор против королевы, в ходе которого настоящую Елизавету отравили, меня чуть было не убили, а Роберта ранили.

Но я не вмешивалась, позволив решать все суду, и нисколько не удивилась вынесенному им вердикту. Всех до единого приговорили к смертной казни. Заговорщики уже однажды потеряли головы, вскруженные папскими посылами и обещаниями, и вскоре должны были потерять их во второй раз, но уже на плахе.

В Звездном Зале я выслушала не только судей, но и мольбы заключенных о помиловании. Во дворце же меня осаждали их родственники, заваливали прошениями, умоляя проявить сострадание и заменить смертную казнь пожизненным заключением. Но я оставалась холодна к мольбам, но лишь до той поры, пока ранним апрельским утром с многочисленной свитой не прибыла в Тауэр.

На этот раз мы въехали в крепость не через Ворота Изменников, сквозь которые Елизавету привезли сюда в марте 1554-го, а через центральный вход. Но так же, как и в тот раз – об этом рассказывал старый маркиз Винчестер, который обожал делиться воспоминаниями, хотя его об этом никто и не просил, – во внутреннем дворе меня встретили служители в ливреях и солдаты в доспехах. Правда, настроение у меня было куда более оптимистичное, чем, подозреваю, у Елизаветы пять лет назад, когда та еще не знала, выйдет она из Тауэра живой или нет.

Но так же, как и в тот раз, в центре внутреннего двора стояла плаха. Когда-то на ней обезглавили Джейн Грей, сейчас же ее соорудили для пятерых изменников, приговоренных к смертной казни.

С трудом оторвавшись от ее созерцания, вернулась в реальность. Меня приветствовал сэр Генри Бэдингфилд, констебль крепости, который, оказалось, следил за Елизаветой, когда ее держали в Тауэре. Я благосклонно приняла церемониальный поклон пожилого служителя, затем, когда установилась тишина, поняла, что от меня ждут речей.

Ну, раз вы этого так хотите…

– Я не держу на вас зла, сэр Генри, – сказала ему, – потому что пять лет назад вы исполняли свою работу и делали ее хорошо. – Затем я повернулась к замершей свите и произнесла торжественную речь, которую придумала по дороге из дворца в Тауэр: – Уже несколько королев Англии превратились в узниц этой крепости, где по велению людского и божественного суда и оборвалась их жизнь. Я же из узницы стала королевой. Именно поэтому я никогда не забуду милосердие Божие и в благодарность Ему буду так же милосердна к людям!

Установилась тишина, которую, впрочем, довольно скоро нарушили восторженные крики. Ну, раз кричат, значит, не перегнула палку и подвела всех к мысли, что проявлю милосердие в память о том, что вышла из Тауэра в целости и сохранности, а не по отдельности с собственной головой.

Проходя мимо злосчастной плахи, почувствовала, как по позвоночнику пробежали мурашки, вызывая дрожь отвращения, и все более укрепляя меня в мысли о правоте того, что я собиралась сделать. Тем временем констебль докладывал, в каких условиях содержались заключенные. Надо признать, жили они вполне комфортно, а кормили их даже лучше, чем питалось большинство горожан среднего сословия. К тому же, каждому из титулованных заговорщиков позволяли держать двух слуг и выбирать удобную мебель для своей тюремной камеры.

И я решила сперва навестить самого главного.