Королева Жанна. Книги 4-5

Иностранные дипломаты получили хорошее место — на самой Дороге Мулов, против соборной двери. Они тоже наблюдали действо сверху. Для остальной публики места почти не оставалось; но ее никто и не звал сюда. Она пришла незваная: свободного клочка земли за оцеплением не было, можно ходить по головам. Все окна и крыши были также полны народом; все напряженно смотрели на огромное черное пустое пространство в центре площади.

Куранты собора Омнад были остановлены в три часа. Изнутри на площадь глухо доносился реквием. Временем теперь владели певчие и органист. Как только смолкнут их голоса и голоса органа, жертву выведут на помост, и как только оборвется ее жизнь — время потечет снова.

И так стояла под горячим ленивым послеполуденным солнцем эта небольшая площадь, затянутая черным сукном, окруженная тройным кольцом алебард, копий и мушкетов, пожираемая сотнями взглядов, с остановленным временем.

Но время шло, время уходило. Его течение ощущалось во всем: и в том, что невидимые певчие выговаривали латинские слова, и в том, что возникали и обрывались и вновь возникали и обрывались фразы органа, и в том, что женщина в смертном балахоне, стоявшая коленями на черных подушках, вздыхала порывисто и громко — во всем этом тоже ощущалось течение времени.

Requiem aeternam dona eis, Domine [105].

«Скоро я перестану быть. Теперь уже скоро. Я еще увижу небо, а потом…

Что же будет потом?

Неужели я не увижу Эльвиры?

Боже, дай мне увидеть Эльвиру. Боже, я верю. Дай мне покой. Дай им всем покой.

Это отпевают меня, и Эльвиру, и всех. Дай им покой, Господи. Dona eis, Domine. Я называю тебе их имена: Эльвира де Коссе, Алеандро де Бразе маркиз Плеазант, Анхела де Кастро, Агнеса Гроненальдо принцесса Каршандара, Каролина Альтисора графиня Менгрэ, граф ди Лафен… я не знаю его имени, Господи, но возьми же и его… Арнор ди Хиглом, дворянин из Каршандара, Франк Делагарди, дворянин из Марвы, шевалье ди Сивлас, дворянин из Отена, Атабас и Веррене, студенты из лии. Вот их имена, Господи. Дай им мир, Господи, помилуй их.

Были еще и другие, Господи, но я не знаю их. Зато Ты знаешь их, Господи. Я не знаю, кто такой дон Мануэль Эччеверриа, но я прошу Тебя, Господи, помилуй и его. Дай мир всем, кто был со мной и погиб за меня».

Так она шептала. Шепота ее никто не слышал, потому что она была одна в этом огромном здании, обвитом черными траурными пеленами.

«Господи, я верю. Чемий лжет Тебе, Господи. Я сказала ему, что я атеистка, потому что я не верю в его Бога. Я хочу говорить с Тобой сама, я — королева.

Господи, помилуй их, помилуй меня. Ты велел прощать, и я прощаю Фраму, прощаю Чемию, прощаю Лианкару, но только помилуй нас. Дай нам мир, Господи.

Господи, укрепи меня. Мне страшно. Господи, дай мне силы умереть!..

Ах, какой был тогда славный ветер, когда мы с ним ехали шагом и его колено касалось моего колена… ветер трепал мои волосы, и они щекотали его лицо… ветер трепал кусты диких роз, и лепестки их летели на нас… ветер обдавал нас волнами аромата этих лепестков и приносил откуда-то издалека запах свежего сена… и впереди темнел хвойный лес… Господи, неужели эти мысли греховны?.. Да, греховны, да, Господи, греховны, я больше не буду, они тянут назад, а назад пути у меня нет. Он умер, я хочу к нему, я буду думать о вечном, Господи, укрепи меня…

Lacrimosa [106]. Нет у меня слез. Ничего моего не осталось, ничего и никого. И сына у меня не осталось, его взял Фрам, он теперь принадлежит Фраму, мой мальчик. Странно, зачем Эльвира это сделала? Фрам ошибается. Ни Эльвира, ни Анхела не присутствовали при родах. Эльвиру выгнала повитуха, а Анхелу Эльвира выгнала сама, еще раньше. Повитуха и еще какая-то женщина были со мной все время. Простые, грубые женщины. Они держали меня, кричали на меня, как на черную служанку: „Упирайся ногами, ну! Ори громче, дурочка! Легче выйдет!“

Я еще помню, как повитуха сказала: „Ну, вот и все, дочка“, — и я еще не соображала, на каком я свете, когда у моих губ оказался мой золотой флакончик… это была Эльвира. А потом она сказала мне, что он родился мертвым. Вот когда я сама чуть не умерла.

Зачем же Эльвира сделала это? Для чего?

А может быть, это и к лучшему. Мне не о чем теперь жалеть. Мальчика у меня нет, я похоронила его еще тогда… мысленно похоронила, Эльвира даже на могилку не пустила меня… я пережила его смерть в Тралеоде. Мальчика забрал Фрам.

О, как я ненавидела тогда Фрама! Ведь это он был виноват в смерти моего мальчика. Он родился раньше срока, потому и умер, думала я, а родился он раньше срока потому, что Мазелер привез мне известие — Фрам… Фрам убил его. Как я тогда ненавидела Фрама! Это мое черное пятно — Фрам.