Королева Жанна. Книги 4-5

Это была не настоящая война, это был лишь ее парадный фасад, но герцог Лива видел и знал именно фасад. Иной войны он не знал и не желал ничего знать о той, настоящей войне. Та война была уделом толпы, тех безымянных единиц, из которых составлялись те самые, ощетиненные копьями черепахи, что так красиво уходили в дым. Для них война выглядела совсем иначе, ведь они смотрели на нее с другой стороны, снизу. Для них война была не праздником, не прекрасной игрой, а проклятием. Страх, боль, голод и преждевременная смерть — вот что такое была война. Война из людей делала зверей. Но какое до всего этого было дело блистательному герцогу Лива.

Он скакал рядом с прекрасной юной королевой, в горле у него першило от восторга, кругом с треском горели дома, вопили раненые — они ничего этого не видели, не слышали. Они оба одинаково любили войну.

Битва была проиграна, и герцог Фрам увидел это со своего холма, несмотря даже на то, что все поле, эта прекрасная арена, было до краев наполнено густым пороховым дымом.

Их недостойный маневр сорвался: то ли сигнал был подан не вовремя, то ли это был вообще ложный сигнал — сейчас все это уже не имело значения. Значение имело только то, что атакующая мрежольская кавалерия, скатившись к ручью и начав подыматься на восточную гряду, — внезапно напоролась на копья шагающего сверху Отенского батальона. Столкновение было совершенно неожиданно — скакали в дыму, вслепую — и оттого ужасно. Передние ряды не смогли сдержать коней и всей массой накололись на сдвоенный частокол; вопли, конский визг и треск ломаемых копий покрыл густой залп из середины отенского каре. Задние ряды разбивались о завал, образованный трупами передовых; в один миг атакующая колонна превратилась в стадо. Наступательным порывом вынесло на гребень холма лишь отдельных, не связанных строем, всадников, но они уже не в силах были что-либо изменить, тем более что на холме вдруг оказались конные телогреи, которых, видно, сам черт принес. И все же кавалерия и следующие за ней отряды Фарсала и Гриэльса дрались отчаянно: они были настроены на наступление, на победу, и никак не могли поверить, что дело проиграно. Даже пятясь, они все еще воображали, что вот-вот сломают вражеский заслон и прорвутся на центральный холм. Викремасингу пришлось бросить в центр все свои резервы, чтобы оттеснить лигеров до самого редута Принцепса.

Герцог Фрам не стал дожидаться этого. Узнав, что атака наткнулась на неожиданное препятствие, он сложил подзорную трубу, повернулся и просто пошел прочь с редута. Сорвалось. Конец известен. Теперь пусть Кейлембар спасает то, что можно еще спасти. Это его прямое дело.

Уже садясь на коня, он увидел примчавшегося с левого фланга офицера связи, услышал бешеную ругань Кейлембара. Конечно, этот миланский остолоп, как и следовало опасаться, нарушил приказ, вышел за линию и дал провести себя за нос, как младенца. И вот результат: Аросские люнеты отданы за так, за ничто, левый фланг взломан, деревня Ароса вот-вот падет.

Принцепс, понурившись, сидел в кресле и прислушивался к реву экспансивного Кейлембара.

— И я даже не могу четвертовать эту сволочь перед строем его батальона! Предал все дело и не нашел ничего более остроумного, чем попасть под пулю! А-а, басамазенята…

Принцепс тронул коня и шагом поехал в сторону садов. Сады были в полном цвету. Забравшись в гущу, он спешился, привязал коня и уселся под деревом прямо на землю.

Итак, сорвалось. Предчувствия у Принцепса тоже были скверные, но он старался не поддаваться им, он лелеял в душе дикую надежду, он даже опустился до молитвы… (Ему стало жарко от стыда при одном воспоминании о том, как он шептал нынче ночью, в тяжком предутреннем полусне: «Боже, я никогда не просил Тебя ни о чем… Даруй мне победу… Один только раз помоги, мне, Господи… Я верну Тебе Чемия, Господи, я верну Тебе инквизицию…» — и еще всякую жалкую чепуху молол, явно был не в себе, но это не извиняет. К черту, к черту.) Что же дальше? Разгром, бегство. Армии нет. Дилион, конечно, придется отдать — не сидеть же там, как в мешке, откуда рано или поздно вытащат. Придется скрываться, начинать все сначала… (О своей собственной судьбе он не думал; например, у него не возникало даже мысли: а что, если меня схватят? Он думал только о своем деле.) Борьба все равно будет доведена до конца, но это значит — снова кланяться: Чемию, фригийцам, французам, черту, дьяволу… (Вдруг дикая, удушающая злоба взорвалась в его сердце, он ударился головой о ствол яблони, и на него посыпались белые лепестки.) Проклятая девчонка!.. Исчадие мерзостного Карла Маренского, узурпатора и потомка узурпаторов! Она торжествует! Она пляшет от радости, глядя на его поражение! Это она во всем виновата!