Королевская аллея

Им приносят две кружки пива «Уригер», подставки с золотыми ободками и стакан минеральной воды. Шампанское в такой ситуации, наверное, более уместно, но трое господ, не сговариваясь, решили отказаться от излишеств. Визит писателя и без того избавил их от необходимости отсиживать служебные часы в рабочем кабинете и дал возможность приятно поболтать, устроившись в кожаных креслах. Их подчиненные, младшие коммунальные служащие, сейчас отмывают руки, после того как зарядили пишущие машинки свежими лентами. Им предстоит напечатать, согласно списку, множество приглашений на прием. Члены городского совета (шестеро, по меньшей мере), а также обер-бургомистр Гоккелн^{94} будут как можно чаще показываться на глаза почетному гостю города, насколько это позволят их должностные дела. В Кёльне даже сам Аденауэр мог бы встретиться с этим писателем ради примиряющего рукопожатия между культурой и политикой. Однако о таком жесте федерального канцлера — наверное, неизбежном во Франции или в любой другой просвещенной стране — по радио ничего не сообщалось. Возможно, глава боннского правительства обиделся на нобелевского лауреата, предположил городской казначей: поскольку Томас Манн не так давно, посетив гётевские торжества в Веймаре^{95}, в присутствии коммунистов высказался о необходимости соблюдения норм гуманизма, уважения человеческого достоинства и демократии — как о важнейшей государственной задаче. А почему бы и нет? Такие призывы обретают смысл именно сейчас, в ситуации нарастающей угрозы третьей мировой войны между двумя непримиримо враждующими системами… Конечно, гэдээровские чиновники тотчас возликовали: мол, великий писатель приехал к нам, потому что только здесь он может свободно высказаться и потому что у нас, в стране народной демократии, его требования, не совместимые с капитализмом, уже воплощены в жизнь… А вот тем, кто живет к западу от железного занавеса, слушать такие заявления неприятно.

Однако еще неприятнее конфликт, который писатель (невольно, а может и нет) спровоцировал своим решением, что национальный эпос «Будденброки» может быть экранизирован только путем совместного немецко-немецкого производства — чтобы получившийся в итоге фильм воплотил дух традиционного единства Германии. Социалистические власти (свободной киноиндустрии по ту сторону Эльбы не существует) на удивление легко согласились с этим пожеланием-требованием автора. Те же, кто призван заботиться о благополучии Западной Германии, напротив, усмотрели в такой их готовности коварный план: желание похвастаться своими кинематографистами на Западе, внедрить туда шпионов (в качестве подсобных рабочих) и добиться того, чтобы эмблема бабельсбергской киностудии^{96} впредь неизменно мерцала на западногерманских экранах… Как бы то ни было, федеральный канцлер не пожелал поприветствовать своенравного писателя, да и в однопартийном восточно-немецком государстве руководство столкнулось с трудностями при попытке представить владельца виллы на Цюрихском озере в качестве естественного союзника рабоче-крестьянской власти. История Будденброков, конечно, свидетельствует об упадке прежнего бюргерства… однако костюмы, речь и обычаи, характерные для этого утомленного жизнью социального слоя, были настолько изысканными, что кинозрители вряд ли удержатся от печального вздоха, думая о его исчезновении. Независимо от того, живут ли эти зрители в Биттерфельде или в Вуппертале^{97}… Как бы то ни было, от проекта, связанного с экранизацией «Будденброков», пока что не отказались^{98}. Иллюстрированные еженедельники печатают всё новые имена предполагаемых актеров и режиссеров, которые должны будут сотворить волшебство всегерманского единения…