Читаем Королевская аллея полностью

— Он приедет на поезде, прибывающем в 10.20? — Курт Фридеман, который, из-за своего маленького роста, наверняка привык, что за пределами гостиничной сферы к нему обращаются с более или менее дружеским «Куртхен»{12}, уже сейчас волнуется из-за скорого прибытия знаменитости. Такая вовлеченность в дела отеля — приятное качество Фридемана, свойственное далеко не всем служащим.

— Мы не знаем, когда точно они прибудут, — ответил, глядя куда-то в сторону, Зимер. — Всё зависит от того, когда они выберутся из Кёльна. Устроят ли там для них еще один прием. А может, они сами вдруг захотят осмотреть руины Гюрцениха{13} или прогуляться вдоль Рейна. Они ведь не часто бывают в Германии. По крайней мере, теперь.

— В Кёльне незачем оставаться долго. В Кёльне вообще нечего смотреть, — заявил, как местный патриот, господин Фридеман; но его лицо тотчас омрачилось, ибо за исключением изрешеченной башни Святого Ламберта{14}, стоящей на берегу реки, и в его родном городе осталось не так уж много красот, которыми можно любоваться. Вот Оберкассель{15} война пощадила, и он сохранил привлекательность! Что странно. Может, благодаря какой-то нейтральной стране между владельцами вилл на левом берегу Рейна и Королевскими военно-воздушными силами было достигнуто соглашение, что этот фешенебельный район не станут бомбить? Ради позднейшего взаимопонимания между индустриальными баронами и представителями оккупационных властей? Господин Фридеман, во всяком случае, в свое время голосовал за Социал-демократическую партию, во главе которой стоял Курт Шумахер{16}, боровшийся за пятидневную рабочую неделю, умеренное отчуждение собственности у неизменно богатых и полную безоружность Германии. Господин федеральный канцлер Аденауэр, тот был Стариком{17} «из прежних»: он развязал руки предпринимателям, облегчив им эксплуатацию простого народа, и разжигал травлю советской зоны, в результате чего Германия окончательно распалась на две части.

Политические ссоры едва ли не более изнурительны, чем предшествовавший им период безусловного подчинения. Нейтралитет, мир и хорошие доходы для всех — вот что сейчас было бы лучше всего, полагает господин Фридеман. Да, но как этого добиться без перебранок, хотя бы без гражданской войны? Ассистент старшего администратора заранее радуется карточному вечеру в кругу сослуживцев, с выпивкой, а пока что принимает ключи у двух нидерландских дам, которые собираются выйти в город. Здесь впервые проходит Голландская неделя, и, наверное, именно потому они приехали в ненавистную всем Германию. Очень мило с их стороны. У них определенно нет предрассудков. Видно, что они готовы идти навстречу. В своих тафтяных платьях и в круглых шляпках обе дамы из соседнего королевства, где на хлеб намазывают шоколад, кажутся только что вылупившимися из яйца. Приятный запах дезодоранта или мыла после их ухода сохраняется в воздухе, хотя и недолго.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза