Королевская аллея

Умен человек и каждодневно делается умнее.
Творец он изобретений и всевозможных наук,
Мы, что ни день, мыслим лучше и видим яснее,
Нет большего чуда на свете, чем человеческий дух.
И, тем не менее, время смеяться еще не настало,
Мир затуманен слезами, перевернут вверх дном,
Две злые силы тут есть, ни одна не возобладала:
война и кризис, в одном флаконе, породили Содом.
Самое время нам всем договориться друг с другом:
Алчность и ненависть — к черту немедля послать!
Дружбу и мир — окружить почитателей кругом,
И тогда станет Земля хороша и богата опять!!!
Сказочно? Сказка наш спящий разум разбудит!!!
Было ли это?? Когда-нибудь точно будет!!

Просто сказка — видеть тебя здесь! Прости мне эту маленькую песенку, которую лучше было бы пропеть. Трудностей ведь повсюду хватает… Мы ее пели часто — наша маленькая труппа бродячих артистов, которая странствовала по миру, чтобы пробуждать сердца: пели и в Мюнхене, еще до той судьбоносной ночи, и в Цюрихе, и в Праге, и в Амстердаме^{145}. А позже, в Нью-Йорке, когда Европа уже закатилась, нас больше никто не хотел слушать, там в моде совсем другое, хотя повсюду было бы нелишним знать следующее:

Почему холодны мы друг к другу?
Ведь от этого сердце болит!
Почему? Скоро станем как грубый,
Сплошь оледеневший гранит.
Мы на призраков смотрим в тревоге:
Как они борьбу продолжают!
Продолжают? Не верю я в это!
Скоро призраки ночи растают!
Почему? Потому что рать света
Неизменно врагов побеждает.

Постой, дай я тебя обниму. Не так уж ты изменился. Все тот же smart boy[29]. Ты, значит, отправился в путешествие. И откуда ты нынче прибыл? Тебе удалось тогда получить место в Золингене? Надеюсь, ты не оставался там все эти годы! Нет, с немецкими конторскими жеребчиками у тебя мало общего… Надо же, на тебе золотая пижама, шелковая… The very smart Klaus[30]. А ведь наше с тобой знакомство продолжалось лишь несколько дней. Мы тогда уехали, брат и я, в США: большое журналистское турне, блестящие брат и сестра в одной упряжке — на Гудзоне, в Голливуде^{146}… Вся Германия глотала наши репортажи: Грета Гарбо, растрепанная и совсем не похожая на примадонну, сидит где-то и грудным голосом, со шведским акцентом, признается нам: «Я так у-у-ушас-но устала»… Нет, Клаус, тот, кто хочет по-настоящему узнать ночную жизнь, непременно должен побывать в Лос-Анджелесе, в мексиканском квартале. Голливуд по ночам вымирает, как какое-нибудь Лужедворье^{147}… Разве не лихо мы тогда писали, Клаус и я? Да, мы обладали свежестью взгляда и неутомимостью, были дикарями, хотя и окультуренными, жадными до знаний… Новые впечатления, творчество — вот чем была наша жизнь; театральные постановки, дерзкие песенки, позже lectures, speeches[31] — за годы войны в общей сложности больше тысячи публичных выступлений; я чувствовала себя как дома в пульмановских вагонах, всегда выбирала нижнюю полку и прекрасно на ней спала, ночь за ночью, а потом выступала в женских клубах, в ратушах вдоль Миссури, в переполненном Карнеги-холл! Да-да, дорогой, иногда всего перед пятью слушателями, а иногда и перед многотысячной аудиторией; и это я, я — никому не известное частное лицо — требовала бойкота немецких товаров, я яростно критиковала так называемый Аншлюс Австрии, я собирала деньги, чтобы те, кто бежал в Америку, получали американский хлеб… Но теперь довольно, что я всё болтаю да болтаю, ты ведь заехал сюда по пути в Золинген? Ты теперь служащий фирмы, производящей ножи и ножницы? Мне трудно это представить. Твои родители умерли? Дай же наконец обнять тебя, негодный мальчишка!