Королевская аллея

Мы проделали весь путь в ее карете; погоды стояли чрезвычайно жаркие. По дороге, чтобы не скучать, мы занимались вышивкою накидок для кресел. Нас сопровождали юные кузены госпожи де Моншеврейль; они вдевали нам нитки в иголки, чтобы сэкономить наше время, и говорили разные глупости, дабы не терять своего. Таким образом, путешествие вышло весьма занимательным, и пребывание в замке ни в чем не уступило ему. Дом был полон гостей; кроме уже помянутых мною кузенов, здесь оказались многочисленные подруги хозяйки, родственники самого разного возраста и положения и, среди этих последних, затерянный, словно мальчик-с-пальчик в лесу, Луи де Вилларсо — один, ибо жена его не захотела покинуть Париж. Он старался ничем не выделяться среди присутствующих, мало говорил, еще менее хвастал, не преследовал меня более своими дерзостями, — словом, держался столь незаметно и скромно, что я почти перестала презирать его.

Мы не пренебрегли ни одним из сельских развлечений; каждый день смех и всяческие игры оживляли дом и парк; прятки (более или менее невинные), шары, китайский бильярд, волан и прочие забавы следовали одна за другою; иногда днем мы охотились, вечерами же беседовали у камина; мужчины играли на гитарах, девицы строили им глазки; при все том отличный стол, такой изысканный и обильный, что я никак не могла понять, откуда у небогатых наших хозяев берутся на все это деньги; знай я тогда их источник, я бежала бы без оглядки из этого дома, а, главное, от маркиза Вилларсо: ведь именно он, как я узнала — увы, слишком поздно! — составил список гостей и дал деньги на их прием и угощение. А я, ничего не подозревая, беззаботно веселилась в их компании, не пропускала ни одной прогулки, ни одной трапезы, хотя и соблюдала сдержанность, приличествующую недавно овдовевшей женщине.

Однажды господин де Вилларсо собрался пойти в соседнюю деревню, чтобы уладить какое-то дело с тамошним арендатором; одной из кузин, которая должна была сопровождать его, понездоровилось, и госпожа де Моншеврейль, ревностно пекущаяся о том, чтобы родственник ее не скучал, попросила меня составить ему компанию. Мне неловко было отказать ей.

По дороге маркиз держался столь холодно, что поведение это граничило с прямою неучтивостью. Я уже собиралась поздравить себя с тем, что испытание мое не будет слишком тяжким, как вдруг одно из тех мелких событий, что на первый взгляд не имеют никакого значения, круто изменило всю мою жизнь: накануне прошла гроза, дороги тонули в грязи, я же носила туфли, которые, отнюдь не будучи новыми, хотя еще и не продырявились, вовсе не были приспособлены к ходьбе по мокрым рытвинам; кончилось тем, что у меня сломался каблук. Маркиз де Вилларсо сухо предложил мне свою руку, но я отказалась и продолжала путь сама, с трудом ковыляя по дороге.

Вдали уже показался замок; маркиз, якобы для того, чтобы починить мою туфлю, усадил меня на пригорок под хилыми тополями, которые госпожа де Моншеврейль тщетно пыталась приучить к суровым зимам Вексена. Я сняла туфлю и подала ее маркизу, проворно спрятав ногу под юбку; два года назад это послужило бы для него поводом к самому язвительному веселью; на сей раз он как будто ничего не заметил.

Склонившись над туфлей, он долго разглядывал ее, затем попросил меня снять вторую, под тем предлогом, что хочет посмотреть, как там укреплен каблук. Притворясь, будто сравнивает туфли, он взвесил их обе на руке и наконец сказал:

— Боюсь, сударыня, что сапожник из меня никудышный; придется мне донести вас до замка на руках.

— О, не утруждайте себя, я прекрасно доберусь сама, — отвечала я.

Вдруг маркиз швырнул оба моих башмака за тополя и дерзко спросил:

— Вот как, вы пойдете босиком по такой дороге?

Пораженная этим поступком до глубины души, я даже не нашлась с ответом; мне представилось, как мои чулки запачкаются в грязи, а ведь при моей бедности нечего было и мечтать о другой паре; пусть уж лучше маркиз и впрямь несет меня… Но господин де Вилларсо уже оставил эту затею. Почувствовав, что я колеблюсь, он коснулся моей шеи и принялся играть моими локонами. Я вновь подумала о бегстве, но, увы, грязь окружала нас со всех сторон.

Страх показаться смешной и боязнь скандала, отнявшие у меня хладнокровие, лишили и последнего шанса на спасение: я побоялась стать мишенью для насмешек обитателей замка, явившись в дом босою, по пояс в грязи и без всякого разумного объяснения моего нелепого вида. Эта-то гордыня и сгубила меня. Луи де Вилларсо уже снял с меня шейную косынку и положил голову мне на грудь.