В масштабе всей страны целая коалиция крупных аристократических и герцогских семейств более или менее активно поддерживает Наваррца. Среди них — главы различных семей Дома Бурбонов, в частности Конде, Конти, Суассон, но не кардинал де Бурбон, перешедший на сторону Лиги; затем снова семейство Монморанси и потом, по крайней мере периодами вплоть до своей смерти, «Месье», иными словами — Франсуа-Эркюль, брат Генриха III; наконец, в последние годы правления династии Валуа даже сам король Генрих III, имеющий титул, но не реальную власть, становится сторонником Наваррца. Таким образом, позднее, начиная с апреля 1589 года, сможет возникнуть удивительный альянс двух суверенов против экстремизма Лиги. Наваррец, кроме того, рассчитывает на сдержанные симпатии значительного числа государственных чиновников, людей светских и сторонников галликанства, они стремятся к определенной терпимости и сохранению светской, не подчиненной капризам Рима королевской династии; среди них выделяется Мишель де Монтень. Могущественные члены Королевского совета Генриха III, в частности Шеверни, Бельевр, Вильруа, которых раньше иногда соблазняли «сирены» Мадрида и Лиги, в конце концов, через некоторое время также войдут в растущую группировку того, кто тем временем становится Генрихом IV. Это присоединение высшего «дворянства мантии» объясняется его конъюнктурными интересами, но наряду с этим и недоверием, с которым традиционно крупные чиновники относятся к иезуитской Испании, антигалликанской и антифранцузской. Генрих Наваррский, подобно де Голлю, олицетворяет тенденцию к объединению различных сил, поскольку он один представляет собой общий знаменатель для всех, кто борется с интригами, идущими с той стороны Альп и Пиренеев, и в еще более общей форме — с гидрой против «иностранной партии», которая, по мнению «добрых французов», не лишена параноидальности, включает в себя испанцев, итальянцев, савояров, лотарингцев. Представители этих «инородцев» во Франции и за ее пределами, считается, эксплуатируют королевство, паразитируют на нем, высасывают из него все соки. В противовес Наваррцу, к тому же разделявшему взгляды галликанистов, папство предпринимает решительные враждебные действия, хотя и не всегда последовательно. Неудержимый папа Сикст Пятый отлучает гугенота Наваррца от Церкви в 1585 году. Его преемники будут относиться к Генриху не лучше до той поры, пока Климент VIII не дарует наконец в сентябре 1595 года Генриху IV папское прощение. После смерти «Месье», иначе говоря — Франсуа-Эркюля (1555-1584 гг.), Беарнец находится в положении легитимности… и ее отсутствия. Он действительно предстает по династической линии как законный наследник трона, допуску на который препятствует его кальвинистское вероисповедание.
Следовательно, ведется поиск других решений; Екатерина Медичи, менее предубежденная против Лиги, чем Генрих III, проявляет некоторые симпатии к лотарингским принцам, с которыми она породнилась благодаря замужеству дочери; королева-мать охотно пошла бы на то, чтобы выбрать среди своих внуков по женской линии нового молодого короля Франции. Сторонники Лиги, в свою очередь, переводят этот разговор на кандидатуру Гиза, который является якобы потомком Карла Великого, или же, что более разумно, на кардинала де Бурбона, представляющего папистскую ветвь могущественной семьи, самым лучшим протестантским украшением которой является Генрих Наваррский. Но Салический закон четок, он, несомненно, представляет собой конструкцию чисто французскую (потому что в других местах, в «несалических» странах — Шотландии, Англии, Испании, — и даже в крупных внутренних феодах королевства Капетингов, женщины если и не носили мужские штаны, то, конечно же, могли надеть корону). Тем не менее, согласно этому закону, Беарнец, потомок Людовика Святого, должен в один прекрасный день встать на первое место в Лувре, взять на себя обязанности суверена… если, конечно, он соблаговолит обратиться в католическую веру.
В данном случае генеалогически избранному навязывается стратегия краба, основанная на медленном продвижении боком, на постепенном соскальзывании с гугенотской веры к католической догме, пусть даже и умеренной благодаря галликанству. Вследствие этого ему надлежит предстать в образе нового Давида, конечно, распутника, каким был и его библейский прототип, но в любом случае избранного Иеговой, чтобы, как настоящий гугенот, сражаться с филистимлянами, или сторонниками Лиги, или другими врагами «истинной» гугенотской веры. Настоящий солдат, Беарнец, несмотря на неблагоприятные обстоятельства, становится победителем при Кутра (октябрь 1587 г.). Переход в католическую веру будет впоследствии осуществляться по этапам, вплоть до финального «прыжка».