Королевская Франция. От Людовика XI до Генриха IV. 1460-1610

Такую же большую активность и оригинальность проявляет суперинтендант финансов и в сфере градостроительства в столице и других городах. Разумеется, в период парижского Ренессанса в 1540-х годах проводились разделение на участки и спекулятивная продажа королевских земельных владений на востоке этого большого города (на месте бывших королевских дворцов Сен-Поль, Бургундского и т.д.). Однако деятельность Сюлли в сфере застройки городов (сооружение площади Дофин, Королевской площади[140], площади Франции[141]) направлены не просто на то, чтобы выделить в городе участки, пригодные для застройки, прежде всего к выгоде государственной казны, а также финансистов или спекулянтов; они предлагают новую для Франции модель развития городов — создание в столице площадей с монументальными архитектурными сооружениями, местами для гуляний. Весь «современный» Париж, построенный маркизом де Мариньи, если не Оссманом, уже в зародыше (правда, весьма отдаленно) содержится в этом проекте. Добавим, что количество карет, которых при Франциске II насчитывалось в Париже десятки, при Генрихе IV — сотни, настолько возросло, что потребовалось не виданное ранее расширение улиц для их проезда.

Инициативы Сюлли носят в основном практический характер. A priori они ни в коей мере не исключают государственного вмешательства в экономику или поощрения мануфактур. Министр не является, как утверждали некоторые историки, либеральным аграрником, выступающим в принципе против государственной политики поощрения промышленного развития, проводником которой был его современник Бартелеми де Лаффема[142]. На самом деле эти два деятеля близки друг другу. Сюлли не разделяет излишнего догматизма Лаффема в том, что касается приоритета промышленности по отношению к торговле и сельскому хозяйству. Во всяком случае, экономический подъем в первом десятилетии XVII века, который возник, среди прочих причин, как результат мира, установленного Генрихом IV, и соответствующего послевоенного восстановления экономики, не нуждался в мерах, принимавшихся Сюлли; нельзя даже утверждать, что они оказали на этот экономический подъем какое-либо стимулирующее воздействие, разве что крайне незначительное. Сюлли является скорее свидетелем этого экономического подъема, «знаменует» его. С именем Сюлли связан также «новый импульс», который испытывают отныне деятели, принимающие политические и административные решения. Они в большей степени, чем их предшественники, уделяют внимание производству, обращению и обмену материальных благ. Этот «новый импульс» в эпоху Кольбера станет у интендантов общей тенденцией, всеми признанной и в конечном счете весьма плодотворной, хотя и подчиненной фискальным нуждам монархии в долгосрочном и даже в краткосрочном плане.

Весьма творческая в идеологической, дипломатической, экономической областях политика «открытости» (даже очень ограниченная и краткосрочная) не была бы возможной, во всяком случае в то время, без сильного и укрепляющегося государства; это усиление роли государства способно помешать неконтролируемому развитию системы, которое могло бы как раз из-за «открытости» или из-за предоставления излишних льгот привести к распаду, дезинтеграции всей системы. Правление Генриха IV было весьма конструктивным и щедрым на меры, способствующие терпимости и сосуществованию различных догм. Одновременно оно справедливо считается — не следует видеть в этом какой-то парадокс — решающим этапом в укреплении централизованного протоабсолютизма, хотя и характеризующегося «открытостью», пусть этот абсолютизм и далек от ослепительного блеска, типичного для эпохи Людовика XIV.