Королевская Франция. От Людовика XI до Генриха IV. 1460-1610

Продолжение будет менее блестящим (но контрудар, возможно, был неизбежным). Не пошла ли Франция по недомыслию на поводу у переполненного язвительностью и недовольством Папы-неаполитанца Павла IV, вступившего на престол в 1555 году и являвшегося непримиримым противником Карла Пятого и еще в большей мере испанцев? Во всяком случае, вновь избранный понтифик затеял серьезные интриги для освобождения своего родного Неаполя от испанского ига. И почему бы не добиваться этого с помощью французов? В конечном итоге Ватикан навлек на себя репрессии, и в сентябре 1556 года началось нашествие испанцев в государства Святого престола. Французская армия под командованием Франсуа де Гиза совершит поход на юг Италии — теперь это уже почти мания, — спеша на помощь Папе. Все так же безумно надеются пройти дальше Рима, чтобы вновь заполучить Неаполитанское королевство, как будто дело происходит во времена Карла VIII. Химерическое наследство Анжуйцев. Французские полководцы Гиз, Бриссак, Монлюк в очередной раз увязают на полуострове. Вдобавок и испанцы рвутся в бой на северных границах Франции. Их предводителем является Эммануэль-Филибер Савойский, который стремится к реваншу над французами: ранее они захватили все его территории в альпийских массивах. У Сен-Кантена (август 1557 г.) ему удается разгромить войска короля Валуа. Вина за это ложится на их командующего Монморанси, который все больше теряет способность руководить сражениями. Гизу ничего не остается, как скорее вернуться из Италии, чтобы восстановить положение. Ему это удается благодаря захвату Кале, находившегося в руках англичан, которые между тем сочли момент благоприятным для объявления войны Франции. В конечном счете Генрих II был основательно потревожен, но не разгромлен. Он оказывается за столом напротив представителей ставшей менее агрессивной сражающейся стороны и подписывает наконец в 1559 году в Като-Камбрези мир. Для Франции он означает «стратегическое отступление» на заранее укрепленные позиции. (Правда, монарх, обеспокоенный протестантскими выступлениями, которые ширились на внутреннем фронте, возможно, хотел мира на границах, чтобы иметь развязанными руки для подавления последователей Кальвина.) Таким образом, в Като-Камбрези Франция вынуждена была вернуть все, что она имела в Италии, в широком смысле слова — Савойю, Пьемонт, Корсику: итальянский полуостров становится в большой мере испано-папским, а Венеция пока остается сама по себе. Однако королевство Генриха сохраняет — и это не мелочи — Мец, Туль и Верден. Город Кале, который столь долгое время — с 1347 года — находился в руках англичан, также возвращается в лоно «матери-родины» или того, что не носит еще этого имени. Два буферных государства — Лотарингия и Савойя — гарантируют лучше (если принять все во внимание) французские границы, чем это могли бы сделать другие завоевания, как, например, аннексия в прошлом Савойи в течение 20 лет. Кроме того, сестра Генриха II выходит замуж за герцога Савойского, упрочивая таким образом традицию матримониальных обменов между Капетингами и Савойцами, которая будет жить еще долго и при королях Бурбонах. Филипп II становится наконец зятем Генриха II. И эта женитьба[93] — один раз не в счет — укрепляет на деле мир между двумя народами. Отступление сопровождается также и другим стратегическим маневром: в глубине души Генрих, может быть, еще и не отказался от Италии. Но мир «Като» означал расставание с мечтой о полуострове, которую Валуа напрасно лелеяли с 1494 года. Последующие события оправдают этот отказ: после смерти Генриха II, погибшего на турнире (10 июля 1559 г.), последуют 35 лет Религиозных войн. Значительно позднее Генрих IV и его преемники проявят некоторые «итальянские» амбиции, но в основном они уже не будут территориальными, по крайней мере вплоть до аннексии Корсики, Ниццы и Савойи, которая состоится соответственно в 1769 и в 1860 годах. Присутствие Габсбургов — как венских, так и испанских — на фламандских, германских и пиренейских границах остается трудным вопросом. Но и в данном случае парижские власти, слишком обеспокоенные внутренними религиозными проблемами, в продолжение почти целого поколения не будут иметь сил и энергии, чтобы заниматься вплотную своими границами на периферии. Отныне и до конца века нация вынуждена будет проявлять умеренность и сдержанность во внешних предприятиях. Кроме того, мир «Като» породит неожиданные последствия: французская знать с 1494 по 1559 год свои силы и энергию использует в военных походах. Сьёр де Монталамбер в 12 лет участвовал в битве при Форново в 1494 году, в 1557-1558 годах в возрасте 70 лет, несмотря на желтуху, он сражался в рядах королевской армии в Нидерландах. Но вот наступает «мирный» 1560 год, и те же самые аристократы, не имея дел вне страны, подталкиваемые обстоятельствами, находят себе применение в истреблении друг друга в гражданской войне. Внешние войны в плане территориального расширения королевства (не без того, чтобы продвижение вперед не сопровождалось менее значительными отступлениями назад) постепенно привели к «расширению культурного пространства», по выражению Кристины де Пизан. Войны, как правило и по определению, протекают «с грохотом и в неистовстве». Они стоят дорого. В этой связи они предстают в качестве одной из косвенных причин укрепления (в общем-то благотворного) государства. Это укрепление в любом случае протекает тихо и мирно, в соответствии со своей собственной логикой. Система достаточно проста: воюющие армии, в нашем случае — французские, нуждаются, конечно, в больших деньгах. В результате экономического подъема, который, хотя и медленно, продолжается по крайней мере вплоть до первых катастроф 1560-х годов, средние классы и правящие группы накопили довольно значительные денежные средства, на которые и обращают свои взоры военные. Чтобы добраться до них, государство продает представителям этих классов и групп за звонкую монету административные и особенно судебные должности, что в чисто институциональном плане отвечает необходимым потребностям королевства, постоянно пребывающего в состоянии хронической административной полууправляемости, усугубленной распространением частного самоуправства. И королевству в своих же собственных интересах приходится с каждым годом все больше увеличивать управленческий аппарат. В этом смысле можно сказать, что войны, как это ни парадоксально, на внешних фронтах подкрепляют внутренний и гражданский мир, расширяя органы правопорядка. Отсюда медленный, но верный рост числа служилого чиновничества. К моменту смерти Генриха II численность служилых людей достигает как минимум 10 000. Этот государственный аппарат, несмотря на истошные крики разного рода публицистов, включая и добряка Рабле, противника «жирных котов», не является ни чрезмерным, ни всепроникающим.