И вот, значит, принц эльфов не смеет домогаться до человеческой женщины, если не любит, только любовь считая достаточным к тому основанием. Чорт, мы и правда низшие.
— Блодьювидд, мне нравится твоё человеческое тело, твоя белоснежная грудь и маленькие соски, почти всегда стоящие, от возбуждения меняющие только цвет — с нежно-розового на рубиновый.
Ох, он и правда здорово пьянеет от прикосновений к ней, но трогает мягко и нежно. Жёсткость к бедру прижимается, и там он жёсток до боли.
— Твои маленькие ножки, твои нежные тоненькие запястья, медь и золото волос — как они отросли, я помню, были до талии, а сейчас ты можешь прикрыть ими… свою скромность, — голос стал насмешливым, — скоро они будут до подколенок, это так красиво… и ты пахнешь так, что с ума сойти, но это уже не человеческое. То, что лично мне нравятся человеческие женщины — это, может, и извращение, но твой запах, запах богини, нравится любому эльфу до умопомрачения, до подгибающихся ног. И ещё: у нас есть шестое чувство, позволяющее видеть то, чего не видят люди. Ауру, сущность… не знаю, как на синдарине описать. Ты видишься, как чистое, необыкновенно притягательное пламя. То, как воспринимаются этим чувством люди и эльфы — не то. Это как пламя и шелковистый озноб одновременно, как звёздный свет, как небесная роса; видеть тебя сладкая мука, которую хочется длить и длить, и за твоё прикосновение не жалко умереть. И это не обман, не наркотик, нанесённый богиней, как духи на запястье, чтобы сводить с ума — это просто её истинная сущность.
Помолчал и добавил:
— Ты хотела узнать, как я вижу тебя. Вот. Я попытался, как смог, — и бледно улыбнулся, сначала слегка отстранившись, а потом, как будто сдавшись, прижал к себе, целуя за ухом, там, где даже лёгкое прикосновение вызывает чувственную дрожь.
Всхлипнула, теряя речь и разум, и осквернить бы нам библиотеку (ну, или освятить, с точки зрения высокородных на связь богини с консортом), если бы не начавшие падать из шкафа книги. Первой с грохотом упала «Геральдика», и я возблагодарила судьбу, что не на нас. Леголас поймал падающие на голову словарь чёрного наречия и тяжеловесное творение некоего Тенолы Умбарского «О женщинах, существах суть бесполезных и злокозненных» (ой, надо почитать, чего он там на целый том наскрести смог, люблю плачи от чистого сердца, хе-хе). Дальше шуршащим дождём посыпались свитки, и последней свалилась ещё одна толстая книжка, примяв их сверху. Я мельком, с оттенком восторженного ужаса, не веря глазам, прочитала на всеобщем: «Хоббит, или Туда и Обратно». Автор — Бильбо Бэггинс.
И это был апофеоз.
Оно конечно, эру библиотекарь позволял мне рыться в книгах, как поросёнку, и только умилялся, но за такой разгром он нас точно не похвалит. Трясущимися руками помогала Леголасу собирать всё обратно. Когда всё умялось в шкаф, принц взял меня за руку:
— Книги — источник знаний, надо всё-таки с ними уважительнее. Пойдём отсюда, — и потянул на выход.
Увлекаемая следом, робко спросила:
— Куда мы идём? В постель?
И удостоилась насмешливого взгляда:
— Богиня, какая тебе постель? Я же не дурак, хоть и схожу с ума в твоём присутствии. Слова отца насчёт мази и осторожности с тобой я понял. Мыться мы идём. Как ты и собиралась. Ты очень сластолюбива, — с оттенком насмешливого осуждения сказал и с какой-то невыразимой нежностью.
Я поняла, что в краску он может вгонять не хуже Трандуила. Мда, всё-таки надо будет почитать источник знаний за авторством Тенолы Умбарского — вдруг что новое про себя узнаю.
42. Мне нравится мальчик, ему три тысячи
В день, когда зацветает вьюнок —
ни о чём не жалею. ©
Леголас спросил меня, где мне нравится мыться. Я спросила, где больше нравится ему. Тут они с королём оказались на разных полюсах. Принц предпочитал чашу, нависавшую над сосновым каньоном.
Летнее утро обещало жаркий тихий день, и небо пронзительно синело над плещущимися в чаше эльфийками. В который раз поразилась красоте женщин — неудивительно, что их стараются особо не показывать другим расам. Чревато конфликтами.
Нам они обрадовались. Склоняли головы и честили «божественной парой», и видно было, что действительно рады присутствию. Парой мы оказались и правда удачной, в том смысле, что во время Бельтайна многим удалось забеременеть. Удивляло, смешило и трогало, как они верили, что мы им помогли, и смотрели с благодарностью и восхищением. Те, кому не удалось, с надеждой просили остаться хотя бы до следующего Бельтайна и одарить их милостью богов; старались невзначай, исподтишка коснуться — на счастье. Эльфийки хрупки и невесомы, как жаворонки, их прикосновения легче человеческих, и оторопь от физического контакта мешалась даже с каким-то приятным чувством. Терпеть почти не приходилось.