— Вы увидитесь в любое время. Здесь, в переговорном зале. Завтра, послезавтра… полагаю, переговоры займут примерно полгода. До чего договоримся, не знаю, но через зеркало ты сможешь увидеть ребёнка всегда. И — даже если не договоримся, всего через четырнадцать лет для него настанет время путешествий, — и, глядя на моё, видимо, вытянувшееся лицо: — Ну недолго ведь, nieninque…
Пока я обомлело молчала, Ганконер повернулся, взял ребёнка на руки и ласково сказал:
— Нашему сыну и тебе лучше не видеть того, что здесь будет, — похоже, он тоже хотел меня выпереть.
Госпадя, они ж говорить, а не убивать друг друга собираются? Хотя, если б убивать, так наоборот, на присутствии настаивали бы: чистой богине любви только на мирское и низкое смотреть нельзя, а как на убийство, так пожалуйста, это достаточно возвышенно. Тьфу.
— Прекрасная, я прошу… не бойся, я договорюсь с ним.
Подумалось, что и правда я могу смущать их и не давать пойти на уступки только из желания покрасоваться, и согласно вздохнула.
Владыка довольно, с благосклонностью улыбнулся и склонил голову:
— Аранен нужен мне здесь, твоей сопровождающей во время его отсутствия я назначил эллет Пеллериен, позволь представить её тебе, — и с царственным изяществом сделал жест, одновременно подзывающий и представляющий.
Эллет, которую я до того принимала за эльфийского воина, охраняющего вход, стремительно подошла и плавно опустилась на колено.
М-да, нетрудно за мужчину принять, сложение скорее атлетическое, а что волосы белые длинные — так тут не отличишь. Обычно эльфийки очень хрупкие. И при относительной атлетичности — какая текучесть, какая грозная сила, скрытая в каждом движении!
Я прикоснулась, как принято, к её плечу, и она подняла лицо, фантастически прекрасное и спокойное, как тихая вода.
Трандуил, уже поворачиваясь к Ганконеру (очень, похоже, интересно было Светлому поговорить о мирском с Тёмным, да с позиции силы), буркнул:
— Надеюсь, ты одаришь эллет Пеллериен тем же, чем одарила предыдущую свою телохранительницу, — и тут же стоящий в непосредственной близости от владыки советник, тоже беловолосый, ангельски прекрасный и, похоже, старый, как чёрт, метнул на нас короткий торжествующий взгляд.
Пеллериен дрогнула подбородком, в глазах промелькнула надежда — и тут же снова прилично закаменела. Ну понятно: род древний, кровь чистейшая; талант воительницы, огранённый столетиями лишений… всё вместе предполагает, что забеременеть почти невозможно. Похоже, древний род и пропихнул свой последний золотой листок поближе к божественному огню — вдруг свезёт.
Мне что-то подсказывало, что врать надо напропалую; тем более, обычно и сбывалось, а глубокая вера уже полдела. Не блея что-то вроде «я постараюсь», нагнулась, взяла Пеллериен за руку, с улыбкой заглянула в глаза и голосом доброй феи возвестила:
— В этот Бельтайн! — и была удостоена ещё одного короткого торжествующего взгляда старого чёрта (и ведь верят-то как!); воительница же покачнулась от так попросту вываленных несказанных милостей, но устояла. Даже не заплакала, только глаза широко распахнула, да одинокая слезинка по щеке покатилась.
Посмотрев с уважением на столь кремнистую женщину, повернулась к сыну. Далеко мне было до эльфийского самообладания, и тяжело было улыбаться сквозь слёзы, а ребёнок всё чувствовал и покладистости в нём не было ни на грош, так что прощание снова со скандалом получилось. Он отрастил чёрные коготки и со скрежетом пытался процарапать стекло (оно подалось трещинами, и Ганконер торопливо отошёл, чтобы Ллионтуил перестал дотягиваться). Шипение и клёкот перешли в визг на ультразвуке, от которого дрогнуло изображение и у меня уши заболели. Эльфийские маги, похоже, взволновались, судя по тому, что перестроились и между нами и зеркалом ещё и голубоватый сияющий экран возник, приглушивший невыносимый звук. Ганконер обнял сына, поговорил тихо… по-моему, заставил придремать магией и отдал служанке.
— Божественная, нашему сыну вредно сильно переживать в столь юном возрасте… трансформация в дракона и магическая инициация тяжелы для организма; лучше, чтобы перед ними он подрос и окреп. Нужно подождать лет до двадцати хотя бы.
Проходя мимо Трандуила, услышала, как тот себе под нос бормочет:
— Это ж сколько силы у такого… да, лучше, чтобы у этого deefopueris было счастливое детство, без потрясений, — и, не успела я выйти, как он, уже громко и с выражением произнёс: — Вот об этом я и хотел поговорить в первую очередь. Аранен должен воспитываться не с мыслью, что я обездолил его, похитив мать, нет! Я спас её для него. Уверен, вы сможете правильно подать этот нюанс, элу Ганконер. Будет лучше для всех, если в глазах юного владыки я буду добрейшим дядюшкой Трандуилом, а то, что он при рождении меня укусил и потом обшипел, будет считаться милым недоразумением. Дитя неразумно и злопамятно, но я надеюсь, что воспитание поменяет его. В конце концов, благодаря мне он жив.