Читаем Королевская канарейка (СИ) полностью

Королевская канарейка (СИ)

Не смея поднять глаза, сходила туда и сюда, потёрла лицо снегом, почистила зубы им же. Вдруг поняла, что очень устала от путешествия, и остро возмечтала о роскошных купальнях дворца, изысканных излишествах королевского стола, запахам книжной пыли в библиотеке, огненном жаре саламандры в камине, тиши королевского парка… Не хотелось ехать в толпе мужиков, хоть бы и высокородных, по холоду, да ещё стесняться их. Зло подумалось, что аранен мог бы вместо Глоренлина разбудить. Чёрт, даже подать голос стыдно было, но спросила, где принц.

— Владыка в разведку отправил, аранен хорош в этом, — голос Глоренлина был безмятежен.

Повернулся, снимая с крохотного костерка чашку:

— Выпей, и поедем, всё уже готово, я тебя до последнего не будил.

— Спасибо.

Приняла питьё, показавшееся ужасно вкусным: тягучее, золотистое, будто концентрированное солнце и лето, оно разом улучшило жизнь. От сухаря отказалась, есть вовсе не хотелось.

Показалось, что Глоренлин на квенья пробурчал что-то вроде: «Ну ещё бы, столько энергии ночью сожрать». Не поверила ушам, посмотрела на него внимательнее — глаза ясные, невинные. Подумалось, что это мне всё кажется, потому что виноватой себя чувствую. И что-то будет позже — осознавать случившееся не больно-то хотелось, но осознание приходило, да отчётливое такое. Хорошо хоть с неба валила крупа серая, хлеставшая чуть ли не струями, и темно было, почти как в сумерках. Хорошая погода для того, чтобы прятать бесстыжие очи. И всю себя. Всё-таки тогда, с Лисефиэлем, я иначе это чувствовала — была почти мертва и думала о другом, а не о позоре своём. Не то сейчас.

Однако было не так ужасно, как ожидалось, когда король со свитой въехали на полянку. Высокородные за снежными струями вновь казались призраками, Дикой Охотой, но даже снег не приглушал мягкий баритон:

— Вся ты прекрасна, возлюбленная моя, и пятна нет на тебе! — о, владыка заговорил стихами.

Узнала «Da’assan lath», «Стрелу любви», эльфийскую Песнь Песней.

Говорил он очень серьёзно, звучно, в глаза глядя — и я поняла, что глупо дёргаться, стесняясь, и что нужно вести себя с достоинством. Выпрямилась, спокойно взглянула в ответ и позволила подхватить и усадить на королевского оленя.

Он шептал на ухо:

— Я знаю, в присутствии моего сына воздух становится для тебя мягким и золотистым, и ты удивляешься меняющемуся миру, но удивляться нечему: строение человеческого глаза предполагает расширение зрачка при определённых переживаниях. Когда ты смотришь на него, твои глаза цвета зимнего неба становятся почти чёрными — зрачок расцветает, как у лесной кошки ночью… Послушай… я не могу сделать так, чтобы ты расцветала при виде меня, но волшебством сделаю ненастный день светлым и праздничным.

Щелчок пальцами — и время на секунду замерло, в глазах слегка зарябило, и тут же серый воздух поголубел. Шорох и посвистывание ледяной крупы сменились торжественной тишиной и медленно, действительно празднично падающими с пронзительно-лазурных небес снежинками.

Прижалась потеснее, буркнула:

— Крупа тоже была красивая, но такого прекрасного снега никогда не видела, — была польщена, что для меня, маленькой, такие космического масштаба фокусы проделывают.

Король тоже польщённо и как-то рассеянно выдал фразу на квенья — примерно поняла, что ему приспичило обругать лориэнских эльфов за недостаточное понимание красивостей зимы. Потом перешёл на синдарин:

— Я чувствую себя одуревшим от счастья молодожёном, valie, и день этот счастлив для меня. Украл, у всех украл, везу в свой дом… Побудь со мной в этом счастье, почувствуй его и своим, — он смеялся, дышал в волосы, прикусывал ушко, и я действительно всё так и чувствовала и была счастлива, аж распирало, а кавалькада неслась по заснеженному лесу, только деревья мелькали, и как-то у эльфов получалось двигаться через чащу так, что ни деревья, ни бурелом не мешали.

Несколько раз подъезжал аранен во главе разъезда, разведывающего путь — и по ласковой синеве его глаз и улыбке понимала, что… что жизнь хороша.

Где-то в середине дня, когда мы двигались вдоль речки, король задумчиво приостановился:

— Я почувствовал, a’maelamin, что ты устала… хочешь, мы завернём к подгорному королю? Нас примут, как дорогих гостей, ты отдохнёшь… Тебе, я помню, интересно было посмотреть. Это небольшой крюк. Погостим пару дней — мне кажется, что так лучше будет. Что скажешь?

Алчно задумалась о тепле, жарких перинах, жареных свиных окороках и чудесах подгорного королевства — и покивала, соглашаясь.

Король тихо свистнул, указал рукой — и кавалькада двинулась по льду на другую сторону речки.