Королевская канарейка (СИ)

Король, которого как раз причёсывали, коротко буркнул:

— Он, — и, с досадой, — пусть поближе будет.

Снова скосилась на Лисефиэля: напыщенное холодное лицо, роскошные придворные одежды… ну да, чтобы попросту здесь одеваться, надо, как минимум, Великим шаманом быть. Или принцем, или богиней. Более я ни за кем простоты не наблюдала, с чего бы и рыжику… интересно, он рад? Очень возможно, что да. Без великого честолюбия вряд ли будешь, гоняясь за королевской милостью, таскаться по Арде и всякие сомнительные вещи делать.

Он поймал мой взгляд и улыбнулся — одними глазами, и тут же снова заледенел. Парадные одежды делали его похожим на изящную статуэтку, скрадывая ширину плеч и груди. По недовольному королевскому уху поняла, что лучше здесь и сейчас в мысли подобного рода не углубляться.

Примечания:

«ulundo» — порождение тьмы, извращенец

150. Другие

— Да ведь Иван Григорьевич не один; бывают и другие, — сказал сурово Иван Антонович.

Николай Гоголь, Мёртвые души

Для королевской канарейки я считала себя чересчур занятой. Особенно угнетала необходимость позировать, и конца-краю работе гнома (и моей!) не видно было. Отказаться же считала абсолютно неэтичным и терпела.

Дни катились: завтрак (иногда до него, если я продирала глаза пораньше, церемония одевания короля), занятия квенья, позирование часа по четыре. На том повинности заканчивались и можно было сходить в переговорную, насладиться лицезрением падающей ниц свиты Ганконера и посмотреть на сына.

Всегда после позирования хотелось пойти в горячие источники, согреться и смыть с себя неприятные ощущения — голой в голом свете стоять я так и не привыкла. Эльфийка или аранен не смущали, а вот скульптор… уговаривала себя, что он увлечён своим делом, что смотрит только как на натурщицу — не помогало. Корёжило, ещё и это скрывать приходилось.

И всё равно — первым делом бежала не в купальни, а в переговорную. Я б там подолгу сидела, но не получалось больше часа. Потом никто не гнал, но лежащие Ганконеровы советники начинали поёрзывать с надеждой, а эльфийские маги никак не показывали, но я понимала, что напряжённое отслеживание возможных магических кунштюков со стороны Ганконера даётся им нелегко. Уходила через силу, с печалью.

Так получилось, что изначально от Лисефиэля не ждала ничего хорошего, а соглашалась из жалостливости, про которую с такой насмешкой не раз упоминал король. Себе-то врать смысла не имело. Думала, что будет это приятной, а всё-таки повинностью. И ничего подобного. С удовольствием приезжала к случайному своему консорту в гости, и он становился всё менее случайным.

Во дворце вёл себя отстранённо, со мной общаться не порывался, с королём и араненом был предельно корректен и предупредителен. Похоже, он был очень тёртый калач, мой рыжик, и возможности свои понимал хорошо. Досталась счастливая карта — разыгрывал по-умному. Во всяком случае, Трандуил день ото дня относился к нему лучше, как ни странно. И рыжик ловко втирался в ближний круг. Не прошло и месяца, а он уже с дальнего места за столом дипкорпуса продвинулся за королевский стол. А там обычно сидели родственники короля, Великие шаманы, особо заслуженные сарычи да ближние советники. И при том — вёл себя скромно, на моё внимание вне седьмого дня никак не претендовал и, очевидно, был полезен королю.

Зато в седьмой день у него в гостях я узнавала свежайшие сплетни, всю подноготную всяческих интриг и прочее интересное, про что с араненом говорить и не хотелось, ему это было бы неприятно, а Трандуил не особо распространялся. Не всё ж быть предметом сплетен, когда и самой послушать. Рыжик становился другом. Он был весел, лёгок — но сквозь веселье и лёгкость чувствовалось упорство клеща, вцепившегося насмерть.

Я привыкала, и, что, наверное, важнее, привыкал к такому положению дел клан Мирквуд. Гешефт в виде моего здоровья и веселья стоил, с их точки зрения, толики терпения, а зарываться третий консорт не собирался, и всячески это демонстрировал.

Я перестала бояться за него — а зря. Были и другие.

Стояла в павильоне скульптора Наина, мечтая, чтобы перестало тянуть ветерком по спине и чтобы набежали тучи — тогда уйдёт нужный свет, и гном отпустит меня.