Королевская книга

Он глядел исподлобья, и маленькие глазки сверкали благородным негодованием. Я захохотал.

— Это, думаете вы, вспомнили теперь о вас. Скачете. Орете. Оно хорошо, конечно, не то что, скажем, вчера — совсем от тоски помирали. Только, это, не трожьте божьего человека.

— Поди ко мне, — сказал я, отсмеявшись.

Фиделин угрюмо приблизился, зная, что сейчас будет. Несильно размахнувшись, я хлопнул его по горбу. Он, как обычно, молча рухнул на пол. Перешагнув через него, я направился к двери. На лестнице он догнал меня, сопя и отдуваясь.

— Это. Простите, — пробурчал он. Будто не знает, что, если бы я его не простил, не сопеть бы ему уже и не бурчать никогда.

Мы спустились вниз. Стражник долго возился с заржавленным замком. Наконец дверь завизжала, я сделал шаг и остановился.

У меня под ногами был начерчен какой-то странный узор. Гибкие линии, отсвечивавшие перламутром, сплетались и как будто двигались, вроде бы не на полу, а чуть-чуть над ним, и я почему-то вспомнил стрижей, вытанцовывающих в небе.

Бродяга, сидевший в углу камеры, поднял голову и улыбнулся.

— Я ждал вас, — сказал он. Будто мы пожаловали к нему на званый вечер. Тут я заметил, что от стены к стене наискосок проведена такая же перламутровая линия. Бродяга сидел возле нее как именинник.

— Это чертеж, — пояснил он. — Постараюсь рассказать все сначала. Я сам виноват, совершенно не умею держать себя в руках. Неудивительно, что вы ничего не поняли.

— Ты бы… это… встал, — сказал ему Фиделин. — Князь перед тобой все-таки. И это… помолчи, пока не спрашивают.

Бродяга осторожно поднялся, оберегая поврежденную руку, и они с Фиделином уставились на меня в ожидании дальнейшего. Я молчал. Мне не удавалось оторвать глаз от рисунка на полу. Там внутри каждой линии медленно тек холодный свет, и я никак не мог понять, почему так кажется. Я почти забыл, зачем пришел.

— Посмотри, что с рукой, — неожиданно для себя велел я Фиделину, продолжая созерцать чертеж.

— Вывих, — сообщил он немного погодя.

— Вправь и убирайся.

На прощанье он поглядел на меня умоляюще. Видимо, божий человек был ему на редкость симпатичен.

— По горбу? — спросил я, и Фиделина точно ветром сдуло.

Стараясь больше не смотреть на пол, на завораживающее перламутровое мерцание, я не спеша прошелся по камере и сказал:

— Что ж, начинай врать. Посмотрим, надолго ли тебя хватит.

Бродяга улыбнулся и ответил спокойно:

— Я вижу, чертеж не оставил вас равнодушным… Это хорошо.

Тон был, вразрез с дерзкими словами, почтительный и на удивление уверенный. Видимо, он все хорошо обдумал — и меня ожидало вранье высшей пробы. Я заинтересованно глянул на бродягу. И не узнал.

Без сомнения, это был он — но это был совсем не тот дрожащий мальчишка, которого притащили ко мне утром солдаты. Сейчас он выглядел гораздо старше, а может быть, это пляшущий свет факела делал его таким. Не чувствовалось в нем не только страха, но даже мало-мальского волнения, словно он собирался говорить от имени огромной, несокрушимой силы. Что-то непривычное и странное светилось в его лице, я долго не мог понять что — и наконец понял: на лице этом не было теперь ни царапины. Мне стало не по себе.

— Я хотел бы сперва выяснить, что вы знаете, — сказал он мне. — То есть, о чем имеете представление. Чтобы объяснить доступно. Скажите, пожалуйста…

Это уже не лезло ни в какие ворота. Самое время врезать мерзавцу, но я этого, испытывая непривычную робость, не сделал. Лишь напомнил, весьма сдержанно, кто кого здесь допрашивает и кто чем при этом рискует.

Он вздохнул и задумался.

— Есть на свете несколько человек, — тихо сказал он, словно сказку начал. — Они строят замки. Но не обычные замки. Среди этих людей есть очень известные. Например, мой учитель, мастер Гэдан. Может быть, вам приходилось слышать…

Мне не приходилось слышать. Он помолчал, и вдруг его осенило:

— Но о Черном Храме вы должны знать. О нем все знают.

Еще бы. Мой дед погиб там вместе с королем Югхом и половиной Объединенной Армии. Этим закончилась история войн за Порубежье — воевать стало некому, да и не нужны никому стали эти проклятые ничейные горы после такого.

— Как вы думаете, сколько человек защищало Черный Храм? — Он выдержал длинную паузу.

— Ну? — спросил я.

— Двое.

Насладясь моим удивлением, он продолжил:

— Можно сказать, Черный Храм сам себя защищал. Это одно из свойств любого сооружения, выстроенного на своем месте. Видите ли, каждая постройка должна быть поставлена там, где ее задумал Господь Бог. Замкам, крепостям и храмам отведены особенные места на земле. Мы находим такие места и помогаем людям строить по всем правилам. Вы понимаете меня?

— Ври дальше, затейник, — отозвался я, но издевка получилась неубедительной.