Королевская кобра

Его показательно высекли, чтобы пресечь на корню попытки присвоить себе чужое и раздать шишки оппонентам и предшественникам. Далее выступал Говоров, который оказался значительно более подготовленным к тому, что придется говорить за себя. «Трех писем» он не писал, то есть не валил на прежнее руководство. Наоборот, сказал, что в должность вступил недавно, но его начальник штаба подготовил аналитическую записку по действиям Северного и Ленинградского фронтов за период с июня 1941 года по настоящее время. И что он сам лично не стремится присваивать себе чужие заслуги или перекладывать вину за неудачи на другого человека. Записка достаточно интересная, с точки зрения разбора ошибок начального периода войны, и там много говорится о накопленном опыте проведения наступательных операций в лесистой и горнолесистой местности в условиях недостаточной ПВО и захвата противником господства в воздухе. Что он планирует передать эту записку в Ставку для оценки и изучения. А сейчас готов отчитаться о проведенной операции по освобождению Пскова, начатой фронтом под командованием генерала Попова, а законченной им.

– Генерала Попова я вижу в зале, мы не возражаем, чтобы он отчитался о своих действиях. – сказал Сталин и начал набивать свою трубку, пока генералы менялись местами.

Речь Маркиана Михайловича достаточно сильно отличалась от общего уровня командующих. Практически не было сорных слов, и он редко вчитывался в ту бумагу, которую держал под рукой. Память у него была развита. Поговорив о первоначальных промахах, он отдельно заострил вопрос о том, что в ходе оборонительной операции, хотя первичные установки требовали наступательных действий, ему пришлось, по приказу начальника Генерального штаба, срочно перебрасывать на расстояние до полутора тысяч километров свои войска, чтобы прикрыть Ленинград с западного и юго-западного направления. Этим обстоятельством и объясняется успех финских войск на начальном этапе войны. Они выдержали паузу, дождались конкретных результатов со стороны немцев, которые взяли Псков и быстро продвигались к Ленинграду, не имея перед собой наших войск, способных на сопротивление. Через две недели после этого приказа финны начали генеральное наступление, имея шести-восьмикратное превосходство над силами, им противостоящим. Ему же помогло то обстоятельство, что один из командиров дивизий, генерал-майор танковых войск Баранов, сумел быстро укомплектовать по довоенным штатам свою дивизию, большую часть которой растащили по разным участкам фронта, а затем усилить ее, доведя ее численность примерно до сорока процентов штата механизированного корпуса, причем моторизованной пехотой, обеспечив танки плотным прикрытием пехотой и отличным взаимодействием между воинскими частями. Особенно отличился в действиях усиленный батальон старшего лейтенанта Челышева. В общем, спустя некоторое время Верховный задал вопрос о нем.

– Майора Челышева мы внесли в списки приглашенных на это заседание, и он должен быть в зале. Его полковая маневренная группа, в составе двух полков, была придана 3-й Ударной армии, которая теперь выведена из состава нашего фронта, товарищ Сталин, и вошла в Прибалтийский. Был разговор о том, что я его и возглавлю, однако там пока командует генерал-майор Сидельников.

Вставать пришлось и и.о. командующего фронтом, и самому Василию. Слова ему не предоставили, рыл… пардон, рангом не вышел, но после упоминания его фамилии еще тремя командующими и первым заместителем Верховного товарищем Жуковым, который, видимо, успел переобуться на ходу и сказал пару слов о том, что лично знаком с дважды Героем и подписал на него представление, за действия под Ржевом, к Василию подошел командир НКВД и попросил во время перерыва со своего места не уходить. Он подойдет, как только выйдут участники.

– Есть! – А что оставалось делать? Выступления остальных генералов были не столь нам интересны, но позволить себе уснуть Василий не дал, тем более что неплохо выспался. Его немного раздражала ситуация, что его «привезли на продажу», и не дали поговорить о любимых танках. И хотя он понимал, что без подобных представлений совершенно не обойтись, коль уж решил пойти по стопам отца, но его немного бесила ситуация, что «обобщают» его опыт совсем другие люди, и тот же Попов таким образом хочет вернуться на должность комфронта. Драчка идет за место на Прибалтийском фронте. Лично его больше устраивал Говоров: многократно спокойнее, намного лучше командует артиллерией и авиацией, чем реально помогает в проведении операций. Попов же больше любитель таскать чужими руками печеную картошку из огня. Зачастую его не дозваться и не добудиться, ибо частенько уходит в загул. Он, конечно, не злобный и не злопамятный, как некоторые. И поблажки раздавать любит. Талантливо придумывает маневры, но полностью и целиком передоверяет их исполнителям. И в любой момент может сказать, что не тянет исполнитель его поручений. Это – скверная привычка. И у Попова она есть.