— У меня их будет три, — ответил Вей рассеянно: он набирал из мешка проса, чтобы сварить деду каши, и по-прежнему был погружен в свои мысли. — И я был бы рад видеть вас на всех свадьбах, но у нас нет таких плясок, как у вас, феби Амфат, церемония строгая, величественная…
— Так это же твоя свадьба, внучок, — бодро прервал его старик. — Захочешь — и танцы будут.
— Не все бывает, как мы хотим. — Вей, разведя огонь в очаге, поставил на него горшок с кашей, повесил над углями закопченный чайник, достал меда и сухих фруктов. Амфат любил сладкое.
— А ты плясать-то умеешь? — не унимался дед смешливо, и наследник вдруг подумал, что Амфат, даже наполовину парализованный, живее, чем он сам, здоровый и способный ходить.
— Не умею, — буркнул неохотно, нарезая в кашу зеленые плотные сливы.
— Это ты зря, — наставительно проговорил старик и поднял для значимости палец вверх. — Танец в детство возвращает, душу свободной от забот делает. Танец — то смех тела. А тебе полезно посмеяться, эфенби. А то сдается мне, что ты никогда не смеешься.
— Иногда смеюсь, — вежливо ответил Вей Ши, вспомнив нарисованного девочкой Юноти пляшущего тигра и невольно улыбнувшись.
— Не верится, — тоненько захихикал хозяин домика, — а уж последние дни и вообще уныл, как верблюд, страдающий желудком. Думаешь о чем-то, внучок?
— Думаю, — неожиданно для себя признался наследник, невольно подбрасывая в руке нож, которым резал сливы для каши. — Война идет, феби.
— Идет, — сразу став серьезным, согласился Амфат.
— Если б были вы в силе, как раньше, — не глядя на деда, проговорил Вей, — если б могли держать оружие и биться, то сидели бы здесь?
Старик не отвечал, и Вей Ши смотрел в огонь, сидя на корточках перед очагом и помешивая кашу. Слышалось бульканье, шум дождя, шустрое вжиканье ножика, вырезающего птичку-дудочку.
— А ну-ка, — вдруг потребовал дед, — отнеси меня в заднюю комнату, внучок.
Там Амфат откинул крышку большого сундука и, порывшись в каких-то кожаных одеждах, ремнях, свертках, достал наконец один из них.
— Я видел, как ты играл ножом, — он поманил Вея, чтобы тот наклонился, и сунул сверток ему в руки, — бери, это мои. С поясом. Я покрупнее тебя был, — он оценивающе оглядел тонкую талию наследника, — высох сейчас. Дырку на поясе провертишь и пользуйся.
Вей Ши, развернув ткань, долго смотрел на старый, видавший виды кожаный ремень шириной в полторы ладони, с гнездами для ножей, вшитыми наискосок — лезвия не воткнутся в бедро, даже если сядешь или скорчишься. Сами ножи — с короткими рукоятками, на четверть съеденные заточкой — были тяжелыми, но с идеальным балансом. В руке ощущались, словно влитые.
— Спасибо, — сказал он, гладя темную сталь, и поклонился старику, от переживаний утирающему слезы.
— Ты попрощаться-то зайди, — попросил дед Амфат. — А то вижу, как глаза горят.
— Зайду, — пообещал Вей Ши, аккуратно откладывая сверток и поднимая старика на закорки. — А когда вернусь, надо, чтобы вы уже на своих двоих ходили, феби.
После того как каша была съедена, хозяина вновь потянуло на разговоры.
— И что же ты с тремя женами делать будешь? — вопросил он, качая головой. — Да и зачем они тебе? Красивые, что ли?
— Красивые, — согласился Вей Ши, отдирающий котелок.
— И семьи, небось, достойные? — прищурился старик.
— Очень достойные, — нужно было поддержать беседу.
— Сговорены, что ли? — продолжал допытываться дед.
— Сговорены, феби.
— А по сердцу есть какая? — хитро поинтересовался дед.
Вей промолчал.
— Это ты зря, — сказал ему в спину Амфат. — Красивая, из семьи достойной, с приданым большим — это, конечно, славно, внучок. Но тебе с женой всю жизнь жить. Нужно, чтобы она тебе сердце радовала, кровь горячила. — Он вдруг сентиментально вздохнул и всхлипнул. — Как моя Камиля, хорошего ей перерождения. Мне, знаешь, каких невест предлагали? А увидел ее как-то на севере — верблюдов поила, мне воды поднесла, — и больше думать ни о ком не мог.
Амфат всхлипнул, продолжил бормотать, причитая: Вей чувствовал, как растет его горе, удушливое, тяжелое, как заполняет маленький домик — видимо, за женой вспомнил он и о погибшей своей семье, и о внуке, которого не успел спасти. Первым желанием было сбежать, скрыться от этой тяжести и боли — но наследник закрыл глаза, погружаясь во внутреннее спокойствие, и мягко укутал старика коконом своей стихии.
А когда оглянулся — хозяин домика дремал, и дыхание его было мирным. Вей Ши ушел, но перед этим укрыл феби пестрым одеялом, старым, сшитым любящей рукой. "Масина Амфат, соля верер" было вышито по кругу в центральном лоскуте: "Мужу Амфату, свету моего сердца".
Вечерами, после того как Вей Ши прощался с дедом Амфатом, он не сразу возвращался в храм. Седьмой день незадолго до заката проходил наследник через ворота дворца Владыки — те самые, на которых он когда-то изображал аиста, — мимо мерцающих в стене клинков и толпы жаждущих стать учениками Мастера.