— Мой секретарь отправит линдморам или тем, кто управляет линдами, пока главы кланов на войне, посыльных с законными грамотами. Это скрепленные магической печатью тексты законов о приеме женщин на службу и открытие школы целительниц. На рассмотрение законной грамоты обычно дается месяц, но в военное время я могу ставить любой срок. Поставлю три дня. Линдмор должен приложить к магической печати свой перстень, подтверждая согласие. Или отправить обратно грамоту разорванной. Это означает…
— Да уж понятно, что означает, — тревожно проворчала Поля. — А если они откажутся?
— Кто-то наверняка откажется, — спокойно подтвердил Демьян, — и если так поступят больше половины, то я просто приму закон своей властью. Сейчас они не посмеют бунтовать.
— А в чем тогда смысл этих грамот? — Полина, не слезая со стола, почти легла на него, чтобы дотянуться до кружки с остатками холодного кофе на противоположном углу. Обходить было лень.
— В уважении, Поля, — усмехнулся Демьян. — Они знают, что я могу не посчитаться с ними. И знают, что отправляя грамоты, я проявляю уважение. Что даю им возможность оказать уважение мне. И в содействии. Потому что закон мало принять, нужно обеспечить его исполнение. И обеспечивать в линдах будут линдморы. От того, насколько они вовлечены и заинтересованы в нем, будет зависеть скорость. Поэтому не все нужно делать единолично. В каких-то вещах нужно обходиться мягкой силой. Но очень редко, иначе посчитают слабостью.
— Как сложно… но ужасно интересно, — Пол глотнула кофе, поморщилась: горький. — Демьян. А я могу отправить эти грамоты своим именем?
— Можешь, — ничуть не удивился вопросу супруг. — Хочешь проверить свои силы, заноза моя?
— Хочу, Демьян. Не хочу, чтобы ты приносил мне все на блюдечке. Мне так…
— Неинтересно? — закончил он с иронией, и теперь засмеялась уже она.
— Как ты настолько меня понимаешь?
— Это довольно легко, если помнить, что ты дочь Воина, и тебе нужны сражения, — ответил его величество. — Дерзай, Полина. Тогда тебе отправлять грамоты, тебе говорить с нашими старейшинами. Но помни, что я стою за твоей спиной. Если нужна будет помощь — не сомневайся, проси. Мне в радость баловать тебя.
Поля улыбалась, но сердце вдруг кольнуло сомнением, и она покосилась на свое отражение в зеркальных панелях у дверей кабинета. Отставила чашку с кофе.
— Что такое? — строго спросил Демьян. Словно видел ее. — Полина. Отвечай.
Она тревожно подергала себя за кончик косы.
— Не хочу об этом говорить, — призналась она шепотом.
— По-ля, — рыкнул он требовательно.
— У?
— Полина.
— Ты ведь поддержал меня не из-за того, что случилось… тогда? — решилась она наконец. Голос прозвучал нервно, звонко. — Демьян, я не хочу, чтобы ты из-за чувства вины поддерживал то, что сам считаешь неправильным или вредным. Не надо. Прошу.
Она выпалила это и затаила дыхание. И Демьян помолчал несколько секунд, прежде чем ответить:
— Я бы подарил тебе всю Туру, если бы это помогло излечить твой страх и забыть тот день, Пол. Но это не решается подарками и не лечится потаканием глупостям, если они будут. Я всегда буду с тобой честен, заноза моя. Обещаю. Если ты придумаешь глупость, я так тебе и скажу. И разрушить Бермонт тоже не дам, не переживай. И если натворишь чего-то, буду строго спрашивать. Ты довольна?
— Очень, — сказала она с нежностью.
— А теперь хватит о делах, Поля. Осталось немного времени.
— Действительно, — проговорила она еще нежнее. — Самая пора тебе рассказать, как ты любишь меня.
— Действительно, — согласился он серьезно.
— Ты очень давно этого не говорил.
— Это потому что я ругал тебя, Пол. Я люблю тебя.
— А повторить?..
И дальнейший разговор весь состоял из приглушенных нежностей, шепотков, смеха и прочих волнующих вещей, которые свойственны влюбленным и совершенно ни к чему всем остальным.
Два дня спустя в линдах по всему Бермонту забурлили обсуждения. Старшие сыновья линдморов, оставленные ими на управлении баронствами, племянники и внуки, а кое-где и жены, поддерживаемые старейшинами, получали законные грамоты, прочитывали их, оправлялись от изумления и связывались с главами кланов. Бароны, из которых кто воевал рядом с королем Демьяном в Рудлоге, кто с войсками охранял предгорья Бермонта, а кто и ушел с Ольреном Ровентом в Дармоншир, на известия о начинаниях королевы реагировали по-разному. Одни скрепя сердце признавали, что новые законы разумны и необходимы, а другие высказывались, что война закончится, а женщин из армии будет уже не выгнать.
Ольрен Ровент, остановившийся с частью своих людей в Семнадцатом форте Дармоншира, тоже получил звонок от старшего сына. И, основательно усевшись на стул в казарме, хмуря широкий лоб, несколько минут внимательно слушал, как наследник зачитывает ему законную грамоту.
— И почему бы Бермонту было не выбрать послушную берманскую жену, — прорычал Ровент недовольно. — Неслыханно. Я знал, что она начнет лезть в мужские дела.