Королевская кровь-11 (СИ)

   И он, и Старов знали, что рано или поздно он сможет снять ошейник. И обойти договор. Если захочет.

   - Все-таки ты окончательно сошел с ума, – с сожалением сказал лмаз перед традиционной вечерней партией в шахматы.

   Черныш и не ждал, что заклятый друг откажется сыграть с ним – что такое какая-то попытка убрать Бермонта по сравнению с тем, что они значили друг для друга. Даже Ли Сой был чуть моложе – и только они с Алмазом помнили мир таким, каким он был почти два века назад. Когда из двух веков в сумме больше сотни лет работаешь вместе, враждуешь и дружишь, открываешь мир и разочаровываешься в нем, успеваешь побыть и альтруистом, и мизантропом, поспорить до драк и напиться до чертиков,иногда влюбляться в одних женщин и даже жениться по очереди на одной из них, невозможно не понимать друг друга.

   - Ты прекрасно знаешь, что мой разум устойчив как никогда, – откликнулся Черныш, соединив пальцы рук и оглядывая шахматную доску. – Простo держишься за смешные принципы человеколюбия, хотя уж должен понимать, что люди того не стоят. Милосердие делает тебя слабым, Алмазушко.

   - Нет, Данзан, - усмехнулся лмаз, – оно делает меня сильным. Не позволяет погрязнуть в тьме безо всяких границ. Я приближался к ней, разочаровавшись в людях, но мои ученики заставили меня вновь полюбить людей. А на что опираешься ты?

   - На цель, – немедленно ответил Черныш. - Сделать человека всемогущим и бессмертным.

   - Но мы и так бессмертны, Данзан. Нам дано знать, что души уходят на перерождение.

   - Я неохотно верю в то, что не могу доказать, - покачал головой Черныш. – Знаешь ли ты хoть один случай памяти о прошлой жизни, лмаз? Мoжешь гарантировать, что это не божественная придумка для спасения человечества от осознания бессмысленности бытия и получения от нас молитв и жертв? Но даже если так… пусть мы перерождаемся. Я все же склоняюсь к тому, что это правда. Но - теряя весь опыт. Возрождаясь с другими умениями, в других телах. Я хочу убрать божественную рулетку из этого уравнения. Уничтожить петлю обесценивания прошлого опыта. Я хочу долго жить, Алмаз. На сколько еще хватит нашего резерва, ты не думал? Тебя не страшит, что наш путь конечен и вечно мы его продлевать не сможем?

   - А если весь смысл в опыте душевном, а не умственном?

   Черныш отмахнулся.

   - Не уходи в дебри философии, не люблю болтовни на темы зрелости души. Это недoказуемо. Я мечтаю о бессмертии физическом.

   - Убивая по пути к нему? Ты не видишь парадокса?

   - За все нужно платить, Алмаз. Я не жалею других. Но и себя тоже, или поспоришь? А раз ты заговорил о переродении, не пойму твоей жалостливости. Убрал бы я Бермонта, так он бы вернулся после перерождения. Я ведь разрушил бы только физическую оболочку.

   - Но за свою ты держишься и не хочешь ее разрушать, – заметил Алмаз.

   - И уже объяснил, почему. Ты просто не можешь простить, что у меня хватает духу делать для мира грязную работу. у тебя нет. – Черныш поднял глаза к потолку – чтобы ещё раз убедиться, что просевшие стихии не вoсстанавливаются. - Ты предпочитаешь сдохнуть чистеньким. я - жить, пусть чуть запачкавшись. Не думай, что мне доставляет удовольствие убивать мальчишек типа Бермонта.

    - Этот мальчишка ведь надрал тебе задницу, Данзанушко, – усмехнулся лмаз.

   - Глупость, - буркнул Черныш, - я бы его размазал, если бы у меня была ещё пара секунд. Но я рад, что все решилось без моего участия, с чем бы последнее ослабевание стихийного фона ни было связано. Хотя понятно с чем. Надеюсь, Жрец вернется раньше, чем стихии иссякнут окончательно и мы с тобой, лмаз, станем двумя кусками разумного быстро стареющего мяса. Как думаешь, насколько хватит нашего резерва и стихийных накопителей в отсутствие самих стихий? Сколько мы проживем? Десять лет? Двадцать? Или cразу рассыпемся в прах?

   - Свидерский cтавил на себе эксперимент, но он осознанно откачивал резерв, - проговорил Алмаз.

   - А если принять за точку отсчета гипотезу, что наши тела – это биологические стихийные накопители, и сохранят в себе часть стихийных потoков даже после смерти самих стихий, то надежда есть…

   Старов продолжал смотреть на него с раздражающим сожалением.

   - Ты в любом случае не проживешь долго. Тебе отрубят голову в Бермонте, – напомнил он.

   - Не смеши, - отмахнулся Черныш. – В конце концов, ты меня вызволишь и спрячешь, еще и сам откусишь Бермонту за меня голову. Слишком сентиментален, Алмаз, даже не спoрь, этим мы и отличаемся. Я бы ради тебя и пальцем не пошевелил.

   - аньше бы пошевелил, – Старов не стал спорить.

   - Раньше я слишком был подвержен эмоциям. А сейчас я знаю, что ты всегда найдешь выход,так зачем мне тратить время? И я всегда найду. Не один так другой.

   - В случае с убийствами правителей другого выхода ты не нашел.

    Шахматы стояли на столе нетронутыми.

   - Потому что есть только один? – пожал плечами Данзан Оюнович.