Королевская кровь

— Испортили? Так это свои и испортили! — рявкнул гвардеец. — Девчонка первая вышивальщица, позавидовала какая-то дура! Стой где стоишь! А ты, Никлас, бегом за капралом! Обыск у девчонок делать надо! Давно пора! Я знаю, как они порчу напускают, моей сестре как-то напустили! Это и пояса с заговоренными узлами нужны, и горшки с дохлыми жабами, и прочий ихний ведьмовской приклад! Живо!

Стоит гвардеец, клинок лекарю в живот уставил, другой тоже руку на эфес положил, а третий выскочил и вниз по лестнице понесся. Слышно пробежал по мастерской и поднялся там переполох! Ну, кто из девиц обыску радоваться будет?

— Вот так-то, слуги мои, — обратился лекарь к графу молодому и Жилло. — Не думали не гадали, а прямо в змеиное гнездо попали. Того гляди, заставят и нас тут ведьм ловить…

И глазами указывает графу со слугой на тех двух жутких старушенций, которые больную караулить приставлены. И впрямь — как есть ведьмы. Даже клыки желтые — и те имеются. Однако двум балбесам, молодому графу и слуге, не до шуток. Не думали, что проказа так несуразно завершится.

Посмотрел Жилло с надеждой на своего графа — а тот растерялся и приказать ничего путного не может. Да и немудрено — графу-то двадцать лет, что он, кроме родительского замка и умных книжек, видел? Решил Жилло вмешаться — себя и господина спасти.

— Может, нам ваши тайные снадобья, господин лекарь, привезти? — спрашивает. — Раз уж эти не годятся? Все равно ведь вам тут оставаться, пока девицу не вылечите. Мы бы живенько! Мы бы нашли ларчик, который велено, а я и один бы его сюда доставил…

То есть, на что он лекарю намекал? На то, что хотел графа своего отсюда живым и невредимым вывести. Уйти, значит, с ним вдвоем, а вернуться уже одному.

— Парень дело говорит, — одобрил гвардеец. — Ты, умник, стой на месте, а ты, парень, держи…

И бляху свою именную, отцепив от поясного ремня, протянул.

— По моей бляхе тебя выпустят и впустят беспрепятственно. Смотри, потеряешь — насидишься в каземате… Пошел! Лети мухой! Да не оба, одного хватит.

Жилло графа подтолкнул — мол, хватайте бляху, ваша светлость, и давайте деру! Но тот окаменел. Лекарь ему мохнатыми бровями знаки делает без толку! И дождались все трое — гвардеец чуть не силком Жилло эту бляху в кулак вжал.

— Который ларчик-то принести, сударь? — жалобно спросил Жилло у лекаря.

— Малахитовый, что справа на каминной полке!

И показал лекарь слуге тайно здоровый кулак. Уж что этот кулак означал — Жилло так никогда и не узнал, да, правду сказать, и не пытался.

Пошел Жилло вниз по лестнице и слышит — наверху гвардеец к окну подошел и кому-то приказал его, Жилло, до лекарского дома и обратно в карете сопроводить. Делать нечего — придется возвращаться…

Идет Жилло через мастерскую — там ни души, все раскидано, а большая дверь в девичью спальню — нараспашку. На пяльцах огромных стоячих вышивки начатые, корзинки с клубками опрокинуты, цветные клубки разбежались по полу. Посмотрел на ближайшие пяльцы Жилло — чуть на пол не плюнул. Девушкам бы цветы вышивать, а не многоцветной нежнейшей гладью топор с мотыгой!

Оглянулся графский слуга — и к двери, к косяку на миг прижаться, посмотреть, что у девиц творится. А там уже вовсю сыскная служба старается — ищут, чем порчу наводили! Такой кавардак устроили — перины с тюфяками на дыбы, бельишко девичье убогое — все на виду, только что пух и перья по воздуху не летают. Но, видно, не нашли еще горшка с дохлой жабой. Вышивальщицы уж не визжат, не отнимают у сыскной службы вещички свои, а покорно так встали — каждая, где ее суета эта застигла, и ждут, головы повесив. Иногда разве что метнется испуганная девушка из угла в угол и там замрет, словно каменная. Почему, отчего — у нее спроси… Весь шум и гам сыщики творят.

Поискал Жилло взглядом ту красавицу, что платок уронила. Вроде не видно, а, может, голову повесила, шаль до бровей опустила, спрятала гордое лицо? Тут только вздохнуть остается и идти своей дорогой.

И вот проходит Жилло, медленно-медленно и глядя в другую сторону, мимо дверей спальни к дверям, ведущим на галерею, откуда ему следовало спуститься во двор и сесть в лекарскую карету. Вдруг на краткий миг прижалось к нему горячее тело!

— Молчи! Спрячь… — шепнул голос.

И скользнуло что-то мягкое за пазуху.

Глянул Жилло — а это ведь она, соколица сероглазая, что платочек оброненный у его ног поднимала. Только стоит она уже у стены, прижавшись спиной, и смотрит на разгром в спальне. Словно и не она его сейчас телом да дыханием обожгла.

Не замедляя шага, вышел Жилло из девичьей мастерской — а точнее, вылетел, потому что ног под собой он не чуял. Пропали ноги куда-то и объявились, треклятые, когда галерея поворот сделала и из перил сломанная балясина вылезла. Так двинула чуть пониже колена — Жилло сразу понял, на каком он свете. Спустился, ругая себе под нос треклятую балясину, а тут его гвардеец, которому из окна башни было приказано, перехватил и пошел следом.