Королевская кровь. Горький пепел

– Рефлекс, – покаялся Люк, наблюдая, как котосовята облепляют Нории, словно голуби – статую одного из Дармонширов в столице герцогства. – Все время жду нападения. Я думал, воздушные духи змееподобны. И умеют говорить.

– В разных частях света по-разному, – Владыка свистнул, и анодари сорвались с его плеч и рук и улетели. – Эти совсем маленькие и недолго рядом с человеком, поэтому речи еще не обучились. Но они всегда будут готовы помочь тебе. Ты им хозяин, запомни. – Дракон остановился, оглянулся, обозревая размер разрушений и усмехнулся: – Ты слишком нетерпелив. Представь, что потоки – это струны фарры. Это такой музыкальный инструмент, – пояснил он, увидев недоумевающий взгляд Люка. – Тебе нужно точно и аккуратно тронуть одну струну.

– Да, пока получается просто колотить инструментом по деревьям, – невесело согласился его светлость.

– Это от нетерпения, – повторил Нории. – Попробуй брать паузу. Делай вдох и замирай перед тем, как тронуть струну.

Люк послушно замер, поймал струящийся над землей ленивый ветерок и направил его к яркому, налитому оранжевым апельсину. Но поток снова сорвался с пальцев, как взбесившийся буйвол, и ураганным порывом ударил по дереву. Люк уныло посмотрел на апельсины, падающие на щедрую землю Истаила с влажными шлепками, на кружащиеся листья и тряхнул головой.

– Неважный из меня музыкант, – проговорил он.

– Не все сразу, – отозвался Нории, шевельнув пальцами – от ветки мягко отделился оранжевый плод, опустился в ладонь дракону. – Воздух – капризная стихия. Ты быстро учишься. Забудь о том, что у тебя мало времени, это мешает. Действуй так, будто впереди вечность.

Забыть не получалось, и вечности у Люка не было, но «игра» потоками с каждым днем удавалась все лучше. Как и точечные удары, и призыв мелких вихрей, и смешение теплых и ледяных, влажных и сухих высотных ветров, чтобы создать грозовую тучу, вызвать град или ураган. Люк учился, жадно поглощая все, что давал ему дракон, и с отчаянием понимал, что времени катастрофически не хватает. Что ему нужно в десять, в сто раз больше.

– Брат, поднимайся.

Люк поерзал щекой по гладкой ткани и разлепил глаза. В них словно песка насыпали, и видно было плохо. Он находился в покоях, раскинувшись прямо в одежде на постели. А у кровати, склонившись, стоял Нории – дракон держал в ладони руку Люка, слушая пульс, и от его пальцев шла по телу живительная прохлада. Дармоншир, проморгавшись, кинул взгляд за окно. Небо было окрашено в багровые цвета. Начинался закат.

– Сколько я спал? – спросил он саднящим горлом.

– Почти семь часов, – сказал дракон. – Я приказал перенести тебя сюда. Проспал бы и больше, но тебе нужно поесть. Сейчас полетим поохотимся, простая пища тебе уже не поможет, нужна кровь и свежая плоть. И будешь снова отдыхать.

– Некогда, – пробурчал Люк, садясь на кровати. Голова кружилась. – Я последний раз к тебе, Нории. Враги вот-вот дойдут до фортов. По-хорошему, мне вообще не следовало прилетать. Но мне нужны твои знания. И эти семь часов я потратил зря.

– Отдых – это тоже часть работы, – дракон отпустил его руку и покачал головой. – Много же ты поможешь своим, если будешь засыпать на ходу. Смена ипостасей не заменяет сна, брат.

Люк поискал взглядом сигареты, потянул их с прикроватного столика, сунул одну в рот. В голове после лечения Нории наступила блаженная легкость, и глаза больше не болели. Но зато он снова ощутил, насколько голоден.

– Я боюсь не успеть, – признал он неохотно. – И боюсь не выстоять. У меня почти ничего нет: горстка обученных людей, две горстки рекрутов, немного оружия и я, недоучка.

Владыка задумчиво глядел на него, склонив голову набок.

– С тобой это больше, чем было у других. А страх не даст тебе преуменьшить опасность.

– Да, – Дармоншир щелкнул зажигалкой и поднялся. – Ты мудр и выдержан, Нории. Может, и я когда-то буду таким.

– Слишком выдержанным ты никогда не станешь, нам все-таки придает мягкости Мать-Вода, – усмехнулся Нории. – Но тебе ведь исполнилось тридцать пять, для нас ты только-только переступил черту совершеннолетия. Дети Воздуха медленно взрослеют, над нами превалируют ощущения, а не чувства, желания, а не разум. Чем ярче ощущение, тем нам лучше. А потом разум берет верх, появляются сдержанность и спокойствие. Не абсолютные – все-таки Воздух не может существовать в покое.

– Это что же, я лет через двадцать стану таким же замороженным, как его величество Луциус, хорошего ему перерождения? – поразился Люк, спешно затягиваясь, чтобы скрыть озноб, который начал пробивать, и утихомирить желание обернуться. При упоминании старого змея в сердце кольнуло сожалением.

– Ты неправ. Мой брат по воздуху был человеком сильнейших страстей, – Владыка с печалью кинул взгляд на багровеющее небо. – Просто он научился этого не показывать. И ты научишься, – он перевел взгляд на Люка. – Пойдем же, пока ты не обернулся прямо здесь и не начал охотиться на слуг и горожан. И на будущее: избегай сильного голода и сильного гнева, брат. Иначе волей-неволей отведаешь человечины. Воздух, когда наливается гневом, становится неудержимее огня.