Он стал различать оттенки и вкус огня. У старшей он был холодноват и тревожен, но горел с такой мощностью, что грел, как солнце, и хотелось расправить крылья и просто парить в нем, поднимаясь в небо. Напитавшиеся линии его ауры ночью светились так, что он мог бы работать маяком где-нибудь в гавани, и только полог невидимости спасал его от обнаружения. А у второй сильнейшей огонь был теплый, страстный, сильно напоенный мужской энергией, поэтому он старался не трогать его, хотя это было практически невозможно. И тогда, если он начинал дремать, в его сознание врывались горячие картины чужой близости, заставляющие его любящее женщин тело напрягаться и просить разрядки. Вторая, безусловно, была любима и счастлива. И муж ее был еще тем счастливчиком, получившим доступ к этому богатству.
А сейчас, когда начинало смеркаться, он терпеливо ждал брата, надеясь, что он не пропустит группу людей на крыше, и догадается остаться в небе. Там они и обменяются новостями, прежде чем Нории оправится отдыхать.
Марина
— Госпожа, лорд Лукас Кембритч просит о встрече.
Выдохнуть, закрыть глаза, успокоить вспыхнувшую белым светом под веками ярость.
— Спасибо, Мария. Я не принимаю.
Прошло несколько минут, и я с интересом прислушивалась к двум голосам за дверями гостиной моих покоев. Снова вошла Мария.
— Госпожа, простите меня, но он настаивает. Говорит, что усядется у порога и будет ждать вас там. Мне попросить телохранителей, чтобы его удалили из королевского крыла?
Ну кто бы сомневался, что он добьется своего. Он же всегда добивается.
— Проси войти, Мария. Затем сделай нам кофе и уйди.
— Хорошо, госпожа.
Я сидела в кресле у открытого окна, рядом с кофейным столиком, на котором свидетельницей моего пагубного пристрастия стояла красивая пепельница с некрасивыми окурками. Второе кресло стояло с другой стороны столика, так, что сидевшие располагались друг к другу вполоборота. Буквально несколько минут назад в этом кресле сидела Василинка, кормя Мартинку, пепельница же была безжалостно выставлена за окно, и я все переживала, что даже в проветренной комнате остается никотин, вредный младенцу. Розовая круглая племяшка, как маленький котенок, причмокивала, закатывая глазки с сытой поволокой, урчала и хрюкала, теребила ручкой бусы на груди сестры. И глядя на то, как склоняется и смотрит на нее Василина, мне, наверное, впервые в жизни захотелось взять в руки карандаш и бумагу и нарисовать их. Рисовать я умела — в школе нас учили. Но никогда не делала это для себя.
Хотя нет, лошадок своих я рисовала. Но это было давно.
И визит человека, которого я видеть не хотела, оторвал меня от карандашного наброска. Пусть это были лишь контуры, но эскиз дышал умиротворением, которого у меня в душе не было.
Открылась дверь, раздались неровные, тяжелые шаги. Кажется, он подошел достаточно близко, потому что я почувствовала запах его табака и туалетной воды, но я упорно дорисовывала руки Василины, которые поддерживали малышку с такой лаской и силой, будто оберегая ее от всего мира.
— Спасибо, что согласились принять меня, леди Рудлог, — сказал он совсем близко, и пришлось поднять глаза. Выглядел он, как и в зале церемоний, неважно.
— Вы не оставили мне выбора, — сухо ответила я, переворачивая рисунок. — Было бы нелепо начинать наше пребывание здесь со скандала. Что за дело привело вас ко мне?
Он постоял, опираясь на трость.
— Можно мне сесть, моя госпожа?
Я почувствовала укол стыда, и чуть не передернула плечами, отгоняя это неуместное чувство.
— Садитесь. Вы как-то оробели, лорд Кембритч. Раньше вам не требовалось мое разрешение на ваши действия.
Он понял, что я не о разрешении сесть, потому что, опустившись в кресло, внимательно посмотрел на меня. И я ответила спокойным взглядом.
— Ваша сестра согласилась стать моей женой, Ваше Высочество.
— Поздравляю, — я так же в упор смотрела на него, и он не отводил взгляда. И снова, как в первую встречу, я с ужасом почувствовала, как мир сворачивается в свистящий пространственный тоннель, в котором есть только мы двое и бесконечное, быстро расширяющееся пространство между нами. Моргнула неловко, опустила голову, но сразу же подняла.
— Рада узнать, что ваши усилия не остались без достойного вознаграждения, лорд.
— Я работал не за вознаграждение, леди Рудлог.
Конечно. Это было по велению души.
— Тем не менее, это приятный бонус, не так ли?
«Меньше эмоций, Марина!»
— Это большая честь для меня и моей семьи, — почти равнодушно ответил он.
— Не сомневаюсь, лорд Кембритч. Так зачем вы пришли?
Зашла горничная с кофе, аккуратно расставила чашки, шоколад, сливки. Мы молчали, наблюдая за ней, и Люк постукивал пальцами по рукоятке трости. Звучало раздражающе. Наконец она присела в книксене и вышла, и я перевела взгляд на своего нежеланного собеседника.
— Вы курите здесь? — спросил он вместо ответа.
Я кивнула на пепельницу, сама потянулась за сигаретой.
— Не стесняйтесь.
И, проигнорировав протянутую зажигалку, сама прикурила, приводя мысли и чувства в порядок.